Мэри Роуз Блэк - Суть

Я не думаю, что люди понимают, как тяжело объяснить происходящее в твоей голове, когда даже ты сам этого не понимаешь.

Без тьмы не бывает света.

Дженни смотрит в потолок своей комнаты. Серый цвет всегда казался ей благородным, хотя многие считают его унылым, безжизненным. Но серый – сын противоположных белого и чёрного, надежда на мир между противниками, противоречие.

Резкая тупая боль пронзает грудную клетку, и она перестаёт дышать, скорчившись в приступе. На её лице появляется непонятная улыбка: эта боль означает, что телу не хватает энергии. А Дженни этому только рада.

Через десяток секунд боль отступает, и Дженни медленно поднимается, садится на краю постели. Руки трясутся, правую ногу пронзает судорога, в глазах темнеет. Лишь в этой обстановке, за закрытой дверью комнаты, в одиночестве и тишине Дженни снимает маску сильного человека, у которого всё хорошо, и можно увидеть то, как ей тяжело даётся её собственный выбор. Она понимает, к чему в итоге придёт, но не страшится… а втайне, время от времени, желает этого. Она понимает, что её «увлечение» давно уже переросло в опасную игру, но игру азартную, каждый день которой вброс адреналина в кровь осуществляет.

На часах всего шесть с половиной утра. Уже рассвело. Но майский день совсем непогожий, так что придётся брать с собою зонт. Дженни хихикает: детская мечта улететь в ветра потоке на зонтике уже не кажется такой нереальной.

Девушка пересекает комнату, глубоко вдыхая прежде, чтобы избавиться от приятного головокружения. Человек, из зеркала на неё смотрящий, такой прекрасный и такой далёкий, в следующую же секунду, протерев глаза, он становится таким отвратным и обрюзгшим, что зеркало рукой разбить хочется.

Душ ледяной обжигает тело, мёртвые холодные руки его красят вены в тёмный цвет. Дженни сидит в ванной, но не дрожит. Бледная кожа радостно принимает холодный шёлк.

Пора спускаться вниз. Неслышные шаги мотылька такие тяжёлые. В нос снова ударяет запах, раньше доставляющий мучения, теперь же это всего лишь пустышка, никак не привлекающая внимания. Слышен весёлый смех, мужской и женский голос. Что-то скворчит на сковородке.

– Ты не говорил, что свекровь приедет сегодня, – голос матери полон недовольства, хотя до этого она смеялась. Дженни никогда не понимала, как можно резко так меняться в настроении.

– Чего же в этом такого? Она ничего не требует от тебя, в плане шведского стола, я имею в виду, – моложавый голос любовника, ставшего мужем недавно её матери «за 40» ласкает уши, мёдом проникает в грудь. Дженни любит в нём лишь голос, сам ей он противен до остервенения. Ей далеко до сестры.

– Да что ты? Какой шутник! В прошлый раз она была так недовольна, что мы с тобой практически поссорились.

– Перестань так переживать. Ты у меня самая лучшая. Ты со всем справишься. Даже с моей матерью, – после этих слов юноша обвивает руками тело зрелое женское, нежный, после же жаркий поцелуй течёт им в горло. Рвотный рефлекс накатывает на Дженни цунами.

Она радуется. Они даже не заметили прихода её, как уже продолжается месяц. Дженни это только на руку. Тонкой рукой она наливает себе чёрный кофе, тихо садится в конце столешницы мраморной, глаза устремляя в его чёрное зеркало. Она бы и рада сбежать подальше от этой оргии, но мать может снова устроить скандал, ведь Дженни с недавних пор должна быть на виду со своей едой.

Бездонные глаза девушки, огромные, ещё более угольные от белой кожи, смотрят невинно на влюблённую парочку. Те уже кончили пожирать друг друга, снова вернулись к беседе, – уже о соседке, которая изменила мужу с начальником компании, – глаза матери на пухлом лице стрелой пронзили Дженни личико, но слов не вырвалось, равнодушно отвернулась она от дочери.

Кофе согревает тело, прилив сил и бодрости мягко разливается по скелету, как и тепло, цветы в животе становятся красивее. Тихими шагами Дженни к раковине подходит, чашку моет и поднимается наверх, но голос любовника материнского останавливает.

– С днём рождения, Дженни! – улыбка расцвечивает его лицо яркими огнями. Дженни не оборачивается. Ей всё равно.

– Оставь это, – бесчувственно произносит мать, и Дженни почему-то поворачивает голову. Снова сосутся. Хочется блевать. От слов очень больно. Но маска не позволит дать слабину.

В комнате своей она подходит к шкафу. Океан тёмных оттенков ласкает взгляд. Руки нежные тянутся, свет во тьме мелькает, сегодняшние облачения найдены. День рождения не повод клоуном или шутом становится.

На расчёске остаются чёрные волосы. Вчера было больше. Дженни вздыхает маленькой грудью. Шёлковая лента обвивает змеёю шею лебединую, острые ключицы остаются открытыми. Кисть руки без проблем заключает в кольцо предплечье. На лице расцветает азартная улыбка, но от слабости не сильна отнюдь. Впалый живот, белый-белый, целует пояс мерцающий, джинсы кожей второй ложатся на ноги. Помада винная красной кляксой падает на лицо.

Но ей не нравится. Ей совсем не нравится отражение в зеркале. Там не она.

Рюкзак кажется тяжёлым, хотя внутри всего лишь пенал и три тетради. Панель стеклянная телефона в руке такая мягкая.

На выходе зонт радужный, который так бесит её, ведь Дженни совсем ему противоположна. Лёгкий зашквар кедов изюминкой становится.

Холод и мокрота улицы проникают в лёгкие. Тёплая куртка совсем не согревает. До школы хотя бы недалеко. Дженни думает, куда же так быстро успела сестра сбежать, ведь не любила посещать занятия она.

Под радужным зонтом не совсем комфортно. Хочется больше темноты. Дженни яркие цвета раздражают, картинка раскрашенной свинки из зоопарка в детстве постоянно стоит перед глазами.

Дождь прекращается, когда она уже к школе подходит. Бредёт среди других учеников, внимания ни на ком не заостряя. Девушка не любит места общественные: в них слишком много раздражителей.

Шкафчик сестры снова весь в красных сердцах и неприятных словах. Хочется его отмыть, но сестра взбесится. Тёмный взгляд игнорирует его.

На лестнице кто-то пихает в бок, становится больно. Снова будет синяк. Брови хмурятся, но спина всё такая же прямая.

Режет уши звонок, в класс заходит она последней, словно как обычно, словно она – прогульщица, ей лень быть здесь. Двадцать пар глаз пожирают мотылька в черной вуали. Плечи расправляются, глаза смотрят лишь перед собой и на личное место. Слышен шёпот. Осуждение. Удивление. Есть и зависть. Томное восхищение.

Грациозно Дженни опускается на своё место. Она ощущает на себе его взгляд. Он обжигает.

Глаза учительницы снова замирают на персоне Дженни. Во взгляде осуждение с сочувствием смешиваются. Дженни игнорирует: привыкла она, что никому её увлечение не нравятся.