Братья Швальнеры - Нюрнберг. На веки вечные. Том первый

Информация к размышлению (Роберт Лей).Член НСДАП с 1923 года —ознаменованного «Пивным путчем» Гитлера и его друзей – Лей как раз был типичным представителем того самого «потерянного поколения» молодых людей, прошедших войну, для которых крушение великой Германской империи стало личной трагедией, приведшей к потере идеалов и к поиску новых в радикальных идеях национал-социализма. Его врожденный интеллект вкупе с националистическими настроениями превращал его в клад для Гитлера, активно занимавшегося стяжанием ценных кадров.

Лей был серьезным ученым (докторскую диссертацию защитил в 1920 году, 30 лет от роду), экономистом, знатоком международного права, виртуозным пианистом и скрипачом, ценителем искусства, дружившим с артистической богемой двадцатых и тридцатых годов – от Элюара до Дали… А еще он был оратором и, обращаясь к многотысячной толпе, мог произнести такие вот, к примеру, фразы: «Уличный дворник одним взмахом метлы сметает в сточную канаву миллионы микробов. Ученый же гордится тем, что открыл одного единственного микроба за всю жизнь». 22 22 Елена Сьянова. Плачь, Маргарита. М., 2002. При этом он всегда вел себя, как хотел: венчался с одной женщиной, а в мэрии расписывался с другой, спокойно курил на совещаниях, выдыхая дым в нос Гитлеру, смертельно боявшемуся рака горла, устраивал бешеную гонку за рулем автомобиля, в котором сидела чета Виндзоров, открыто дружил с евреями, мог, бросив все дела, улететь с очередной любовницей в Венецию на карнавал… А в это время по радио, на весь рейх, звучал его голос, с особой, точно гвозди вколачивающей интонацией: «Человек должен признавать авторитет!.. Ни раса, ни кровь сами по себе не создают общности. Общность без авторитета немыслима… Авторитет абсолютен! Авторитет – гармония! Авторитет – идеал!» 23 23 Залесский К. А. НСДАП. Власть в Третьем рейхе. – М.: Яуза, Эксмо, 2005, с. 85.

Роберт Лей

В 1933 году он возглавил Трудовой фронт. Делать ставку на рабочих в вопросах классовой борьбы придумал не Гитлер, а Карл Маркс, чьи труды экономист Лей не мог не изучать еще на университетской скамье. Чтобы объединить рабочие ряды под своим знаменем, НСДАП решило разогнать профсоюзы, что и было поручено Лею на его новой должности. Но ведь в таком случае рабочего надо чем-то привлечь, заинтересовать, предложить ему какую-то альтернативу. Наставляя своих агитаторов, посылая их на заводы, он так объяснял им самую суть: «Вы должны понимать, что именно мы сделаем. Мы дадим рабочему много не для того, чтобы он этим пользовался, а для того, чтобы получить от него безграничную веру. Дав безграничную веру, мы дадим рабочему все».

В 1935 году Лей на весь мир объявил, что в Германии де-факто отсутствует классовая борьба и начал усиленно строить социализм. При набирающей обороты военной машине это было нелегко: приходилось постоянно конфликтовать с Герингом, Гейдрихом, позже – Шпеером, желавшим наложить лапы на богатую казну Трудового фронта. Но Лей умел давать им отпор.

«Мы жили тогда, как в раю, – вспоминала в шестидесятых годах бывшая работница завода концерна Боша Клара Шпер. – Мы переехали в большую квартиру, где у нас с сестрой была своя комната с балконом… Мама каждый вечер перед сном крестилась на портрет фюрера, висевший у нас над радиоприемником. А просыпаясь по утрам, мы улыбались нашему рабочему вождю, фотографию которого принес с завода отец. Как мы его любили!» 24 24 Kiehl Walter. Mann an der Fahne. München, 1938. S. 8.

Сам Лей взаимностью им не отвечал – умному человеку, ему очень скоро стало скучно организовывать быт и досуг рабочих. «Я занимаюсь скучной работой – внушаю недоумкам, что они соль земли, раса господ, будущие властелины мира!.. – разоткровенничался однажды Роберт Лей в письме к Альбрехту Хаусхоферу. – Наши такие же тупицы, как остальные. Главное было дать им работу… Наш рабочий, пока он работает, внушаем и управляем, как прыщавый подросток. Он наденет военную форму, даже не заметив, будучи уверен, что его просто переставили на другое место на конвейере общенационального труда». 25 25 Полторак А. И. Нюрнбергский эпилог. Серия – Военные мемуары М., Воениздат, 1965

От скуки он вскоре запил, что, однако, не помешало ему объявить первую в мире общегосударственную кампанию по борьбе с пьянством, для «экономии семейного бюджета». Вообще его личная жизнь – отдельный разговор. Легион любовниц был отставлен и забыт, когда в сорок лет он познакомился с двадцатилетней сестрой Рудольфа Гесса Маргаритой. Их связывало все: страсть, преданность друг другу, равенство интеллектов, круг общения, дети. Все, кроме убеждений. Он оставался душою национал-социализма; она – коммунистом в душе.

Зная это, Гитлер отправил его 21 апреля 1945 приказом из бункера в Баварию «на укрепление обороны». Впавший в безумие фюрер упорно отказывался понимать, что всему пришел конец…

Лей повесился на канализационной трубе в своей камере в тюрьме Нюрнберга. В предсмертной записке он признался: «…Я больше не в состоянии выносить чувство стыда». О каком стыде он писал? Неужто раскаяние настигло его перед лицом правосудия?..

– Скажите, – обратился Аллен Уэлш к исполняющему обязанности начальника тюрьмы полковнику Бертону Эндрюсу, – в последнее время с кем Лей общался чаще всего?

– С охранниками, с кем же еще, – развел руками Эндрюс. – Больше-то к нему никого не допускали, да никто и не приходил.

– С одним конкретным или с несколькими?

– Караулы у нас меняются редко – людей не хватает, сами понимаете. Поэтому последнюю неделю все больше беседовал с одним из охранников, сержантом Коннором.

– А о чем они говорили, вам неизвестно?

– Лей вроде бы жаловался на головные боли из-за отсутствия спиртного… Просил, чтобы к нему прислали психолога. Его все не присылали, там в Вашингтоне вроде бы никак не могут определиться с кандидатурой. Ну да это вам виднее… Говорил, что не понимает, за что его здесь собираются судить, он-де никакого отношения к работе концлагерей не имел, да и войну не развязывал.

– Чего, по-вашему, он мог стыдиться? – потрясая в воздухе предсмертной запиской Лея, спрашивал Даллес.

– Сам черт не разберет, что творилось в голове у этого пьянчужки, – пожал плечами Эндрюс. – Может, осознал, что натворил? Но вообще никакого раскаяния в его разговорах не проскальзывало – во всяком случае, так следует со слов Коннора. Он, скорее, не понимал или не хотел понимать происходящего. Считал его абсурдным, что ли. Ну как же – вчера был царь и бог, всеми командовал на вполне себе законных основаниях, а сегодня, за то же самое, не ровен час повесят…