Анатолий Ильяхов - Избранник вечности

Александру повезло с самого начала: персидских кораблей нигде не замечено, македонский флот пересекал пролив при полном благоприятствовании. Попутный ветер облегчал кораблям ход, гребцам не пришлось непосильно налегать на вёсла, за что моряки благодарили повелителя морей Посейдона.

Царский корабль попал в окружение нескольких стай дельфинов; плавники и хвосты мелькали повсюду. Впереди плыли мелкие особи; молодёжь, словно в сложном танце, выписывала на водной глади замысловатые узоры. За ними плыли родители, величественные и прекрасные – настоящая стража. Как весной пастухи пестуют на пастбище нежных ягнят, так семейные пары следят за детьми, чтобы ничто дурное не коснулось их…

Глядя на чудесных дельфинов, удивительный восторг охватил Александра. Зрелище привлекло внимание воинов, особенно ободрила моряков. Аристандр не преминул отметить необычное состояние Александра:

– Повелитель морей и океанов Посейдон всегда появляется в сопровождении дельфинов. Они царят над рыбами; как стрелы, выпущенные из лука, носятся они по морю, и их проницательный взгляд замечает каждую рыбу, укрывшуюся в расщелине или зарывшуюся в песок. А сейчас эти царственные существа сопровождают тебя, царя людей, словно бога. Хороший знак! Предвещает твои победы!

Александр промолчал, приятно задетый за живое… Но смущал известный ему факт, что фракийцы совсем по-иному обращались с дельфинами. Они имели обыкновение употреблять их мясо в пищу, а жир для светильников. Охотились, как на морских животных, которые, не ожидая от людей никакого зла, близко подплывали. Жестокие варвары! Они не только сами не могут приблизиться к богам или коснуться их алтаря своими нечистыми руками, но и жертвы их не будут желанны. Ибо боги не приемлют убийство властителей пучин…

На середине пролива кормчий остановил царскую триеру для совершения жертвоприношения Посейдону. В мире, где властвуют боги, людям приходится исполнять обряды, чтобы не навлечь их гнев. А в непредсказуемом морском царстве всё неожиданно и предельно откровенно: где недавно присутствовали безветрие и гладь, внезапно вздымаются волны, с чудовищной мощью обрушиваются на корабли, топят или выбрасывают их на берег, где несчастные жертвы кромсают прибрежные скалы, злобно гложут камни, как голодные звери свою добычу…

На кораблях подняли вёсла и собрали паруса. Закололи белого быка, в золотую чашу пролили жертвенную кровь. Тушу разделали, куски отдали корабельной команде и воинам для совместной с богами трапезы; потроха и чашу бросили в море – в дар морским божествам – нереидам. Затем корабли продолжили путь в сторону бухты Сигей*, куда тысячу лет назад греки-ахейцы привели корабли для войны с Троей. Одного из них звали Ахиллом – бесстрашный воин, легендарный предок рода матери Александра…

Гефестион несколько раз призывал друга оставить палубу, спуститься вниз, отдохнуть до завершения пути, а он отказался, с удовольствием подставляя обветренное лицо свежему дыханию моря. Образ Посейдона не отпускал царя, он уже сам представлял себя богом, мчащимся по волнам на колеснице с белыми златогривыми конями… Ощущал могучей стихией, вырывающейся из мятущейся молодой души с силой, до сих пор дремлющей под поверхностью сознания. Как Посейдон в непогоду выплескивает ярость, а затем возвращается в спокойные глубины, так и Александр способен в гневе натворить немало необъяснимых поступков, чтобы потом успокоиться, утихомирив рассудок, и стать добросердечным…

Приземистый берег медленно надвигался на триеру белопенным прибоем. Азия рядом, рукой подать… Александра охватило чувство неистового восторга; выхватив у стоящего рядом воина копьё, он широко замахнулся и сильным рывком послал копьё вперёд. Повинуясь молодой мощи, оно долетело до волнующейся кромки и вонзилось в берег. Друзья-гетайры, воины и командиры, укротив намерения сделать то же самое, молчаливо наблюдали за его действиями. Никто не посмел опередить царский бросок, представляющий собой древнейший священный ритуал. Символ «первого копья» обозначал силу и значимость человека, кто его послал, и также «право на землю».

Корабль уткнулся носом в мелководье. Александр, за ним остальные попрыгали в воду. К берегу в спокойной воде небольшого залива один за другим приставали остальные корабли с воинами греко-македонской армии…

Александр понимал, что одного броска копья не достаточно, чтобы обрести законные права на Персидское царство. Право на землю требует завоевание через победу над царём Дарием. Но это необходимо сделать, как советовал когда-то царю Филиппу афинский оратор Исократ*: «Прошу тебя, завоюй в Азии земли от Киликии* до Синопы*. Выгороди земли, отдели себе их и займись основанием новых городов, куда поселишь тех бездельников, кто ныне шатается в греческих городах по недостатку денег для нормального существования и обижает кого ни попадя».

Войсковые жрецы принесли жертвенные дары Зевсу, Афине Воительнице, отдельно Гераклу, предку царя со стороны отца. Решено обустроить лагерь для отдыха, на попечение командиров оставить ненадолго войско, и с несколькими гетайрами направиться к Илиону*. В тех местах когда-то находилась Троя, от которой уже не осталось даже стен. Аборигены, не вдаваясь в печальные воспоминания, растащили легендарные камни для жилищ и храмов.

От некогда цветущей столицы могучего Троянского царства осталось рыбацкое поселение Илион с ветхим храмом богини справедливой войны Афины. Александр совершил жертвенный обряд. Священнослужитель, привлечённый шумом, намекнул, что храм положено одаривать, на что царь, помедлив, оставил меч с рукояткой, украшенной золотыми накладками. Жрец оживился в предвкушении других даров и похвастался, что в храме с древних времён хранится щит богини, её эгида. Никому не дозволено брать в руки священную реликвию, кроме избранного богами героя. Но посмотреть не возбраняется. Услышав такое, царь с нетерпением произнёс:

– Веди к эгиде!

– Не уверен, что богиня сейчас позволит, – запинаясь, выдавил из себя оробевший служитель; он уже пожалел, что проболтался.

Александр, нетерпеливо подталкивая жреца в спину, прошёл в опистодом – заднюю часть храма, где обычно покоятся культовые ценности и дары прихожан. В крохотном закутке отгороженного помещения с устойчивыми запахами древности, на стене висел щит из потемневшей меди с изображением ужасной Медусы*. У Александра перехватило дыхание.

– Я возьму, – напористо произнёс глухим голосом. Жрец раскрыл руки, обозначая всем своим видом запретную тему, и воскликнул тонким от волнения голосом:

– Эгида принадлежит богине!