Виктор Королев - Жизнь и удивительные приключения Арчибальда Керра, английского дипломата

…Примерно так хотелось живописать появление на свет первенца в семье Керра, жителя старого шотландского города Абердин. Но на самом деле всё было не так. Может, так?

…Будущий дипломат Арчибальд Кларк Джон Керр родился не в Шотландии, а в Австралии. Случилось это 17 марта 1882 года.

Итак, отец пока ещё не родившегося Джона Керра – тоже Джон, сын Джона и внук старого скопидома Джона, который скопил на дом, – был женат на молодухе с хорошим приданым. Все они родом из Абердина, бывшей столицы шотландских королей. Предки их ещё успели поучаствовать в непрекращающихся войнах с англичанами за независимость своей части острова. Но это было полтора века назад.

Когда началась промышленная революция, абердинским камнетёсам пришлось несладко. Новые машины гранильной фабрики вытеснили их на улицу. Хорошо, если успеешь ещё наняться матросом на парусник Ост-Индской компании в родной гавани или в Глазго.

Отец будущего дипломата уже мастерски владел топором и попал на торговое судно. Он немало обогатил местных купцов индийскими пряностями, сходив в Бенгалию. За долгие месяцы успел вдоволь наслушаться трюмных рассказов о безумных гонках чайных клиперов и невыносимо, по-детски тосковал по родному дому и по ещё безбородым друзьям на скамье в таверне.

Наконец, судно пришвартовалось в Лондоне. В порту набирали команду на собственный клипер Ост-Индской компании, построенный точно по чертежам американского, но Джон решил возвращаться в Абердин. И правильно сделал. Клипер затонул, не дойдя до Шанхая. Да тут ещё вспыхнули с новой силой опиумные войны в Китае, началась война с сипаями в Индии. Короче, когда заработанные деньги кончились, снова отправился в абердинский порт. Но не тут-то было. Парусники шли на слом, уступая место пароходам. Плотники были не нужны, нужны были механики.

Джон Керр-старший уже успел в гранильне познакомиться с паровыми машинами, этими грохочущими чудовищами, стреляющими струями обжигающего пара и брызгами раскалённого масла. И он сказал сыну:

– Ты повидал китов в Северном море, пережил шторма в океане, тебе ли бояться паровых котлов? Иди учись грамоте!

И Джон Керр-младший пошёл в только что открывшуюся бесплатную школу. Было ему двадцать лет, при росте почти шесть футов весил он девять стоунов. Когда кто-то из одноклассников решил посмеяться над его килтом, он одной рукой поднял шкодыря к потолку и сказал остальным:

– Все, кто смеялся над килтом, умерли! Килт для шотландца – это гордость, его надо заслужить!

За два года учёбы обогнал всех, научился читать и быстро считать, познал основы навигации и техники безопасности при работе с паровыми машинами. Отец не успел этого узнать и погиб при аварии на фабрике. Следом Джон Керр-младший похоронил деда и мать. Через сорок дней привёл в дом молодую жену, её звали Кэт Луиза Робертсон.

Теперь, вроде бы, всё так, как и было в действительности. Только вот жизнь в его семье не налаживалась. Сначала было невыносимо тяжело, а потом всё тяжелее и тяжелее. Какое там Кельтское возрождение? Даже спустя много-много лет уже вполне сформировавшийся дипломат Арчибальд Кларк Джон Керр будет уходить от разговоров о том периоде, молчаливо утверждая: ни к богатым кельтам, ни к знатным валлийцам его родня не имеет никакого отношения, отец был простым рабочим и, чтобы не умереть с голода, продал дом и отправился в Австралию в поисках лучшей доли.

Людей просто выдавливали из Абердина. По ночам вспыхивали деревянные дома – целыми улицами. Кто-то поджигал их, чтобы освободить территорию для новых фабричных цехов. Англичане занимали лучшие места в мэрии и в порту. Тысячами шотландцы уезжали в Глазго, Лондон – куда придётся.

Работы у них не было. Детей у них не было тоже. Вечерами Джон Керр и Кэт сидели у камина. Он читал жене вслух книгу о жестоких пиратах, рассказывал о штормах и далёких землях, об удивительных индийских животных высотой с дом и носом длинным, как шланг. Она не верила, что бывают на свете такие большие животные, называла мужа морским волком и сказочником, но глаза её горели, и лицо светилось ожиданием женского счастья.

– Как бы я мечтала всё это увидеть – если ты, конечно, не обманываешь меня! – шептала она, обнимая мужа.

Уехали из старого города почти все соседи и друзья. И в один прекрасный день Джон подобрал в порту старую эдинбургскую газету. Глянул на крупный заголовок – и помчался домой.

– Смотри, что делается! Англичане купили акции Суэцкого канала! Теперь до Австралии можно добраться всего за месяц! Едем?

Дом и коз продали за полцены, денег хватило на дорогу до Лондона, на два билета на пароход в одну сторону, и ещё немного осталось.

– Пусть по правому борту, зато отдельная каюта на двоих, это же немыслимая роскошь! – смеялся морской волк Джон. – Ты не представляешь, Кэт, в какой тесноте мы тогда целый год жили на корабле!

Вещей было столько, что ему пришлось несколько раз возвращаться на причал. Наконец, затащил последний сундук, сбросил с плеч тяжелый баул.

– Что с тобой? Почему ты такая невесёлая?

Жена сидела у открытого иллюминатора с таким потерянным видом, словно в Шотландии они забыли что-то важное.

– Смотри, Джон!

Лучше бы он не смотрел.

В двух футах ниже плавали окурки, размокшие газеты и старые тряпки, и вся эта гадость грозила перелиться в каюту, когда корабль слегка наклонялся на борт. Вдобавок прямо перед глазами качались обросшие ракушками причальные сваи. Ни неба, ни солнца не было в помине.

– Закрой, – тихо попросила Кэт.

Он задраил иллюминатор, сдвинул шторки, зажёг керосиновую лампу.

– Ничего, дорогая. Всего лишь месяц. Ложись отдыхать…

Койка была одна. Жена категорически отказалась спать в гамаке. Она постелила себе постель и мгновенно уснула. Он тоже не услышал, как пароход вышел из гавани и взял курс на Сидней.

Проснулся он оттого, что закричала жена. Её выбросило из кровати, а следующая волна швырнула на стол животом. Штормило так, что и он, ухватившись за крюк, едва сумел выбраться из гамака. Лампа потухла. Они так и просидели несколько часов на полу, обнявшись и отбиваясь в темноте от летающих по каюте корзинок и сундуков.

Когда шторм стих, Джон пошёл в прачечную, благо она оказалась рядом. Жена сидела на кровати, уставившись в одну точку. Она не могла ни есть, ни разговаривать – так и сидела или лежала пластом целыми днями, пока корабль не прошёл Гибралтарские ворота.

А потом наступила жара. Дикая жара, хуже преисподней. Каюта раскалилась, как консервная банка, брошенная в костёр. Джон обтирал жену мокрыми простынями, которые мгновенно сохли. Та к прошла ещё неделя. На Кэт было страшно смотреть, она иссохла и задыхалась. Когда корабль подходил к Порт-Саиду, он вынес её – невесомую, как дитя – на палубу.