А.Ча.гин - Вкус времени – III

Как же он мечтал об этой минуте! Правда, парадную военную форму со всеми своими скромными регалиями он свернул и положил в портфель – на память! Такой цивильный вид, может быть, и вызывал у Саши какие-то высокие чувства, но имел существенный недостаток: теперь нужно было покупать обычный билет, а денег после торжественных проводов оставалось в обрез. Несмотря на подозрительных милиционеров и постоянно мелькавших патрульных, до Москвы Саша доехал без приключений.

А Москва, как и положено, встретила «гостя столицы» суетой вокзалов, толкучкой у метро и такой знакомой Александру с детства праздничной атмосферой новой жизни. С Курского вокзала Щеголев вышел в город и с удовольствием пешком проделал путь, который он, новобранец, прошел два года тому назад в другую сторону.

Но на Ленинградском вокзале его все-таки настиг карающий меч воинской дисциплины. А началось все прозаически: в обычной кассе билетов на сегодня не было. Тогда Саша пошел в воинскую. Когда он уже брал билет, предъявив красный (рядовой) военный билет, ему на плечо опустилась тяжелая рука.

– Почему не в форме, солдат? – Это был патрульный офицер, – предъявите документы, и отойдемте в сторонку.

Саша лихорадочно соображал: из-за такой чепухи накрылся дембель, на гарнизонной «губе» промаринуют, обратно в часть отправят! Он уже держал билет в руках и рылся в карманах в «поисках» документов. С двух сторон встали патрульные солдаты. Поезд отходил через полчаса…

И тут Александр решился – он резко толкнул офицера и сделал подсечку правому патрульному, зря учили что ли, тот грохнулся. Офицер тоже не удержался на ногах и далеко отлетел, ударившись о какой-то торговый сундук. Саша опрометью рванулся, расталкивая толпу, прямо на железнодорожные пути. Народ сомкнулся за ним, отсекая от преследователей. Краем глаза он успел заметить, что, растерявшийся поначалу стоявший слева патрульный бежит за ним, но явно не слишком старается. Щеголев спрыгнул с перрона и, пробежав вдоль путей, на четвереньках перелез под поездом на соседнюю платформу. Подтянувшись за поручни и с ходу запрыгнув в какую-то электричку, Саша понесся по вагонам, хлопая дверьми, дальше к голове поезда. Сильно мешал портфель, но не бросишь же – там армейские «реликвии»! Саша перекинул ношу в другую руку и попытался отжать дверь с противоположной стороны вагона. Удалось! Он обеспечил себе путь отхода, можно немного и отдышаться. Саша рассчитывал, что патрульный офицер не видел, до какого города он брал билет и специального оцепления именно поезда Москва-Ленинград не будет. Он помнил, что ленинградский поезд отходит с четвертого пути, то есть, через одну платформу от этой, и значит нужно было как-то перебраться еще через два состава. А времени уже не оставалось. Саша выглянул из тамбура, погони видно не было. Он спрыгнул вниз и опять под вагонами перебрался ближе к концу перрона, а оттуда, кажется, уже на нужный путь. Пробежав под платформой, и зайдя с головной стороны состава, Щеголев, весь перемазанный мазутом, наконец, вылез на дневной свет у родного ленинградского поезда. Оглядевшись, он запрыгнул в первый же вагон и пристроился в дальнем купе. Оставалась минута…

Как ни долга была эта минута, но состав тронулся! Вот теперь-то, уже можно было сказать, что Александр Щеголев возвращался домой.

Необходимо пояснить, почему Александр опоздал на прямой поезд Владимир – Ленинград.

Простившись с ротой, в которой он провел, может быть, и не лучшие, но очень полезные два года, Саша мысленно уже окончательно расстался с армией. Он уходил один по личному распоряжению начальника политчасти, и оркестр не сыграл ему «Прощание славянки». Но все равно сейчас он был счастлив, не подозревая, что Советская армия самое спокойное и предсказуемое место в мире, и ох как нелегко ему придется в будущей «свободной» гражданской жизни.

Перемахнув по старой привычке через забор, он направился через Доброе село к вокзалу. Но, проходя мимо знакомого дома, в котором теперь жил их бывший сержант Десятков, женившийся после демобилизации на местной девчонке, Саша решил заскочить к ним уже в новом, вольном качестве. Была суббота и Десятков с супругой, к несчастью, оказались дома. Бывший сержант, на удивление, очень обрадовался Саше, видимо памятуя о совместно прожитых «боевых» днях и их приятельских отношениях.

Он быстро организовал праздничный стол и после банкета, как Саша не отговаривался, оставил ночевать, говоря при этом, что «поезда каждый день ходят, а когда мы еще увидимся, – утром я тебя сам посажу на поезд». И действительно, тут Саша был с ним согласен, – когда еще…

К тому же и воздух свободы пьянил, что хочу, то и делаю – день плюс, день минус, все равно он свободен и когда угодно доберется до родного города. И последний вечер во Владимире сопровождался нескончаемыми разговорами – «А помнишь?..», хотя былинные события происходили недалече и были совсем не «преданьями старины глубокой».

Кстати сказать, Саша, как всегда, готовил сюрприз своим близким и никому не сообщил о своем приезде, написав в последнем письме, что сроки «дембеля» покрыты мраком, и поэтому задержку в дороге мог себе позволить.

Сержант Десятков был родом из Бийска. Он с увлечением рассказывал о своем родном Алтайском крае. О красотах гор и долин, чистоте рек и озер, о добрых сибирских людях. Но сам после армии остался почему-то во Владимире. Оно, конечно, и понятно, красоты красотами, но медвежий угол (в прямом смысле) и есть «медвежий угол». Любой городок в центральной России после непролазной тайги покажется раем.

Саша помнил, что там, на Алтае похоронен его дед и оттуда уходил на фронт его отец, оставив в глухом селе бабушку Катю совершенно одну. Он с большим вниманием слушал даже заметно приукрашенные рассказы сержанта о сибирском крае, куда волею судьбы были заброшены старшие Щеголевы.

Почему-то Александр не стал рассказывать об алтайской ссылке своих родственников новоявленному владимирцу, хотя большинство русских поселенцев оказались в разное время в тех краях отнюдь не по своей воле. Еще со времен царя Алексея Михайловича туда отправляли преступников на поселение просто вместо наказания и даже вместо смертной казни.

За столом, в присутствии каких-то родственников жены, Десятков красочно живописал о своей теперешней гражданской «шикарной» жизни в престольном граде Владимире, забыв откуда родом Щеголев или считая, что такие развлечения как посещение ресторана, парка культуры и отдыха недоступны для простого человека и в Ленинграде. За праздничным столом, Саша испытал странное чувство окончательной свободы: он мог пить водку не таясь, и ничего за это ему не грозило. Если в меру, конечно. В голове мелькнуло, что как-то глупо мерить подлинную свободу водкой, но это, наверное, было для него просто символом отмены всех запретов.