Сергей Позднышев - Распни Его

Ободренный жених поведал о своих невинных амурных прегрешениях. А когда он кончил рассказ, Аликс ему сказала:

– Обожаемый, бесценный мальчик, да благословит тебя Господь. Что прошло – прошло безвозвратно и не вернется вновь. Будущее скрыто для нас, и только настоящее мы можем считать своим. Так сказал один очень умный человек. Говори мне обо всем, душка. Смотри на меня как на частицу тебя самого. Мой единственный, любимый…

А на другой день, вероятно, чтобы окончательно покончить с вопросом о сделанных признаниях, Аликс написала в его дневнике, на странице от 8 июля:

«Мой дорогой мальчик, никогда не меняющийся, всегда преданный. Верь и полагайся на твою девочку, которая не в силах выразить словами своей глубокой и преданной любви к тебе. Слова слишком слабы, чтобы выразить любовь мою, восхищение и уважение; что прошло, прошло и никогда не вернется, и мы можем спокойно оглянуться назад, – мы все на этом свете поддаемся искушениям, и в юности нам трудно бывает бороться и противостоять им, но, как только мы раскаиваемся и возвращаемся к добру и на путь истины, Господь прощает нас. „Если мы каемся в наших грехах, Он милостив и нас прощает“. Господь прощает кающихся. Прости, что я так много пишу, мне хотелось бы, чтобы ты был во мне вполне уверен и знал, что я люблю тебя еще больше после того, что ты мне рассказал. Твое доверие меня глубоко тронуло, и я молю Господа быть всегда его достойной. Да благословит тебя Господь, бесценный Ники».

Николай Александрович остался очень доволен и собой, и Аликс. Собой – потому, что все рассказал, поступил честно и благородно; об Аликс он подумал: какая большая душа. Она поняла, что все его прошлое было лишь мимолетное и бесследное, а настоящая, большая, сильная любовь – только к ней…

Принцесса Алиса была женщина своеобразная. Она имела, конечно, и все те черты, которые присущи большинству девушек: стыдливость, скромность, любовь к красоте, уюту и чистоте, духовное благоухание, поэтическую мечтательность и томление по мужчине. Она была изящна в словах, в движениях, в жестах и в платье; очарование ее девственности можно было бы сравнить с прелестью распустившегося на ранней заре цветка. Духовно и физически, как и все девушки, она тянулась к мужчине.

Но вместе с этим у нее были свои собственные качества, собственные чувства, сложившиеся и образовавшиеся под влиянием той обстановки, в которой она росла. Маленькая девочка после смерти матери была взята бабкой к английскому двору, где царствовал культ вековых традиций, старинных обычаев и строгой пуританской морали. Она была любимицей бабки – королевы Виктории, женщины умной, властной, сильной, волевой и во многих отношениях замечательной. Под ее непосредственным, неотразимым влиянием развивался характер молодой принцессы.

С ранних лет Аликс приучилась к труду, к деловой серьезности и к порядку. Нравственные начала и крайняя религиозность пропитали ее душу. Она соединила пылкость страстной натуры с деловым спокойствием, духовный мистицизм – с жизненным реализмом, скромность – с властной гордостью.

Принцесса хотела видеть в будущем муже человека, который бы отвечал ее духовным запросам. Найдя такого человека, она отдала ему всю свою душу. Любовь к Ники поглотила все ее чувства; он стал для нее бог и кумир, источник ее земного счастья. Все ее письма, все сделанные ею записи в дневнике жениха говорят только об этом.

«Я твоя, будь в этом уверен. Ты пленен в моем сердце, и ключик затерян, и ты всегда останешься там, дорогой Ники»… «Мне снилось, я любима, и, проснувшись, убедилась в этом наяву и благодарила на коленях Господа!»… «Всегда верная и любящая, преданная, чистая и сильная, как смерть»… «Почему я не могу на этом чистом листе написать одно слово: СЧАСТЬЕ»… «Верная, всегда ожидающая, всегда любящая, всегда открывающая к тебе простертые объятия»…

Мистицизм, влечение к загадочному, таинственному и неведомому были ее нормальными свойствами. Она воспринимала мир не как обыденность, к которой люди привыкли, но как нечто, полное тайн. Как-то раз они сидели вдвоем. Николай Александрович делал записи в дневник. Она смотрела на него восторженными, ласковыми, преданными глазами. В мрачном Виндзорском дворце часы пробили полночь. Аликс с милой улыбкой взяла книжечку у жениха и, продолжая прерванную строчку, написала по-английски:

«Бьют часы на крепостной башне и напоминают нам о каждом преходящем часе, но время, вдаль уходящее, пусть не смущает нас, ибо время может уходить безвозвратно, но любовь остается; я ощущаю, как ее поцелуи горят на моем разгоряченном челе. Если нам суждена разлука, но зачем же сейчас!.. Не сон ли это? Тогда пробуждение будет страданием; не буди меня, дай мне дальше дремать».

В один из «дивных вечеров», когда Николай Александрович «умирал от любви к ней» (его выражение), они сидели у раскрытого окна. Смотрели на небо, усеянное звездами. Одни звезды сияли ярко, ровно, другие мерцали переливающимся светом, будто горели, и пламя, казалось, то вспыхивало, то затихало, как живое, непонятное, таинственное. Разными были оттенки пламени: то синевато-фосфорные, то красноватые, как свет малиновой лампадки.

– Гори, гори, моя звезда, звезда любви моей блаженной, – полудекламируя, полунапевая, в упоении, в восторге произнес жених. В это время по небу, чертя блестящую яркую дугу, пронеслась падающая звезда.

– Какая божественная, манящая тайна, Ники, – весь этот красивый звездный мир. Я иногда пытаюсь разрешить неразрешимое. Всей силой моего воображения я переношусь в небо; я хочу угадать, на какой звезде имеет Свое местопребывание Творец, создавший непостижимый космос. Мне кажется, что на какой-то звезде стоят чудесные хрустальные дворцы, огромные, как вселенная, и там живет вечный, лучезарный Бог. Иначе не может быть. Мне легче представить Его в понятном для меня виде – белого старца, в одежде, как снег, чем в виде непонятного Духа, как учит Церковь… Иногда мне становится больно, что я не могу проникнуть в эту тайну…

И помолчав немного, она спросила:

– Ники, ты веришь в прорицателей, в волхвов, кудесников, ясновидцев?

– Верю так же, как дети верят в сказки. Впрочем, в сказки верят не только дети. Во время моей поездки по Японии я посетил одного отшельника-японца, по имени Теракуто. Он жил неподалеку от Киото. Меня сопровождал Жорж греческий и маркиз Ито в качестве переводчика. Внешний вид монаха меня поразил. Белый как лунь старик был как бы из нездешнего мира. То, что он мне сказал, вернее предсказал, необычайно и жутко. Я об этом не хочу думать. Он сказал, что я выше всех, рожденных женами; что над моей головой витает опасность, но она будет устранена… через несколько дней на меня был произведен террористический акт; что мне суждены два венца: один земной, другой небесный, что земной померкнет, а небесный будет сиять; что Россию и меня ждут великие испытания, что я останусь один, всеми покинутый, и буду принесен в жертву злобе демонической. В заключение он сказал о бессмертии и что стану я, осиянный светом, преградой злу в мире…