Сергей Позднышев - Распни Его

Представители революционной общественности – «энтузиасты, идеалисты и демократы» – думали и убеждали так думать других, что «царское правительство и бюрократия страдают основным грехом: они не имеют достаточно живого знакомства с делом, далеки от народа и потому неспособны подготовлять полезные для народа решения». Надо, чтобы управление перешло в «свежие общественные учреждения», тогда все пойдет иначе, все будет великолепно и в России наступит царство благополучия.

Царская бюрократия на революционном рынке котировалась очень низко. Это было, по мнению свободолюбцев, сборище каких-то идиотов, тупиц, помпадуров, держиморд, воров и мерзавцев. Сколько злословия, зубоскальства, насмешек и издевок было направлено в ее адрес! Даже сам превосходительный царский чиновник М. Е. Салтыков во множестве произведений изощрял свой острый сатирический язык, чтобы высмеять своих собратьев. В «Сказке о ретивом начальнике» он писал:

«А программа наша вот какова: Чтобы мы, мерзавцы, говорили, а прочие чтобы молчали. Чтобы наши мерзавцевы затеи и предложение принимались немедленно, а прочих желания чтобы оставлялись без рассмотрения. Чтобы нам, мерзавцам, жить было повадно, а прочим всем чтобы ни дна ни покрышки не было. Чтобы нас, мерзавцев, содержали в холе и в нежении, а прочих всех в кандалах. Чтобы нами, мерзавцами, сделанный вред за пользу считался, а прочими всеми если бы и польза была принесена, то таковая за вред бы почиталась»…

Глашатаи революции со всей их сознательной ложью и бессознательными заблуждениями встречали иногда отпор со стороны людей, далеко заглядывавших вперед и хорошо разбиравшихся в правде и в неправде. Один из таких, князь П. А. Вяземский, о котором Пушкин заметил:

написал блестящее стихотворение, в котором дал тонкий, замечательный анализ революционной братии, мечтающей облагодетельствовать Россию:

На жизнь Императора Александра II было совершено несколько покушений (Каракозов, Соловьев, взрыв в Зимнем дворце). Несмотря на это, царь продолжал работать в направлении реформ, оставаясь по-прежнему на троне человеком. Он делал прогулки по столице без всякой охраны. Он считал для себя позором охраняться в своей стране среди своих подданных. На 4 марта 1881 года было назначено заседание Совета министров под председательством Государя для обсуждения проекта дальнейших преобразований. Это заседание не состоялось: 1 марта враги России убили Венценосца.

Страна была поражена. Вспыхнул взрыв негодования. Подлое, отвратительное преступление было заклеймено всенародным проклятием. Как будто прозрели очи и увидели русские люди в крови растерзанного царя ту бездну, куда влекла Россию революция. Предатели затаились и ушли в глубокое подполье.

Царствование Императора Александра III, продолжавшееся тринадцать лет, прошло спокойно. Царь, ломавший подковы, Царь, спокойно относившийся к политическим убеждениям «насвистанных скворцов», Царь-великан во всех отношениях, конечно, сломал бы всякую попытку к мятежу, беспорядкам и волнениям, если бы это угрожало спокойствию государства. «Насвистанные скворцы» это отлично понимали. Царь был так прост и величав, что даже у этой беспардонной братии вызвал чувство невольного преклонения перед силой. Революционное движение, не находя отклика в массах, быстро замерло.

Оно вспыхнуло снова, когда на престол России взошел молодой Император Николай Александрович. Дворянство, общественные круги, представители науки, торговли и земские люди решили поднять старый вопрос о конституции. А вслед за ними заволновалось и зашевелилось революционное подполье. Духовный маразм начал овладевать русским обществом. На сцену жизни поднимались люди с опустошенными, выхолощенными душами, для которых не было ничего святого. Периодическая пресса вела ожесточенную пропаганду, подрывая государственные устои.

Прошло двадцать два года с того дня, как Государь возложил на себя бармы Мономаха. Душа в душу прожил он в эти годы с «милой Аликс». Это была редкая любовь. Они создали идеальную семью, какая когда-либо была на свете. Но счастье обмануло их золотые мечты. Никому, вероятно, не пришлось пережить столько горя и страданий, как пережили они.

22 февраля 1917 года, около трех с половиною часов дня, на Александровском вокзале в Царском Селе, в особом царском павильоне, собрались чины свиты Его Величества. Они поджидали приезда Государя, который в этот день уезжал в Ставку.

Тут был престарелый граф Фредерикс, министр императорского Двора, дворцовый комендант генерал Воейков, адмирал Нилов, командир конвоя граф Граббе, князь Долгоруков, начальник военно-походной канцелярии генерал Нарышкин, флигель-адъютант полковник Мордвинов и лейб-хирург профессор Федоров.

Это было ближайшее окружение Государя. Многие сопровождали его во всех поездках. Каждый из них видел его почти ежедневно, соприкасался с ним в той или иной степени, в зависимости от исполняемой должности: одни больше, другие меньше. Каждый из них множество раз слышал разговоры Государя, его смех, видел его очаровательную, влекущую улыбку, видел его ласковым, веселым или грустным, озабоченным и сумрачным. Общество приписывало этим господам большое влияние на Императора и на дела государственные. При этом, конечно, судили, рядили, злословили и сплетничали.