Валерий Туринов - Фельдмаршал

Пиренеи. За века, и даже тысячелетия, их не тронула цивилизация. Казалось, по своей природе, невозможно приучить к культуре горцев, живущих по законам древних кланов. Что было больше в этом? Традиция, упорство или тупость, которая передаётся из поколения в поколение людям теми же горами. Или же своё делал разряжённый воздух, обеднённый кислородом, каким дышат с малых лет жители гор.

Последуем далее с Пиренеев к городку Каркассонн. Здесь с Пиренеев берёт начало бурная речушка Од. Она идёт почти прямо на север, но вблизи этого городка, словно из почтения к нему, ничем не примечательному, делает изящный реверанс – обходит его с юга. Хотя на самом деле она текла так за много веков до появления этого городка. Затем миль через пять она огибает гору Монтредон и устремляется, уже прямо, к Лионскому заливу. Если же следовать дальше от Каркассонна тем же курсом, каким идёт долина реки Од от Пиренеев до этого городка, то через три десятка милей достигнем района Каунас. Здесь, в неширокой долине, на южной её окраине, расположено селение Руссоль. Маленькое, домишки каменные, и церковь с башней, и колокол при ней.

Вот здесь-то, вблизи этого селения, есть одно местечко, где уютно смотрится помещичья усадьба. Жилой двухэтажный дом. Наверху мансарда. Ещё выше черепица. Фасад затянут плющем. И в комнатах полутемно, прохладно даже в жаркий летний день.

Это усадьба Жака де Эскуперье, отставного капитана гвардейцев, сейчас же руссольского помещика. Он поселился в этих местах вот уже без малого два десятка лет назад. Осев здесь, он обрёл желанный покой после ряда лет службы в королевской гвардии. Здесь он и женился на пригожей девице восемнадцати лет, с соседней помещичьей усадьбы. Звали её Луиза, урождённая Арменгауд, а проще – Луи, как называл её счастливый муж. У супругов появились дети. Из них выжили только самый старший Оже, его брат Этьен и самый младший – Понс. Ещё были две сестры, погодки, появившиеся на свет через два года после Понса. Остальных же забрал к себе Господь Бог ещё в малолетстве, видимо посчитав, что им у него будет лучше, чем под кровом родителей.

1543 год. Монастырь бенедиктинцев в районе Монтолье, на северо-запад от Каркассонна, всё в той же провинции Лангедок. Ему уже более трёхсот лет. Каменной кладки стены, неуютные тёмные и холодные кельи. Обычный крестьянский труд монахов, и светлых праздников в году почти что не бывает. Вот то, каким был монастырь века, чем жил простой монах, всецело покоряясь воле Бога.

– Господин аббат!.. Господин аббат!..

Аббат Жюльен Арменгауд, неторопливо шагавший к винному погребу, остановился, обернулся на этот крик.

Догоняя его, за ним бежал молодой инок. Запыхавшись, он подбежал к нему, остановился, переводя дух.

Аббат недовольно взглянул на него, раздражённый, что тот посмел остановить его, прервать его мысли о хозяйственных делах обители. Те шли, если говорить откровенно, из рук вон плохо.

– Господин аббат, ваша дочь Луиза скончалась… – прошелестели сухие губы монаха.

Аббат какое-то время разглядывал его. Выпуклые глаза его, слегка прикрытые плёнкой кожицы в уголках, как у хищной птицы, уставились на него… Затем он, похоже, сообразил что-то, до него дошло сказанное.

– Я же говорил этому мошеннику! Жаку Эскуперье! Скряге!.. Зачем надрываешь Луизу? Мою единственную! – разразился он проклятиями в адрес своего зятя.

Покричав, возмущаясь, он повернул назад и, опустив голову от этого печального известия, побрёл через двор к себе в аббатскую. Надо было собираться, ехать на похороны дочери.

В усадьбе Жака Эскуперье, куда он приехал, царила тягостная атмосфера.

– Что делать, падре? – растерянно спросил его Жак, после того как они поздоровались, помянули добрыми словами усопшую, заговорили о насущном. – Как мне жить дальше?

За дорогу сюда, в усадьбу зятя, аббат отошёл сердцем, раскинул затем и умом. Решение пришло ещё в дороге.

– Я возьму Понса к себе, в монастырь, – сообщил он свое решение. – Тебе меньше забот… Да и младший сын, по обычаю, вступает на путь монашества. Не будет мельчать и разоряться хозяйство…

Так Понс как самый младший в семье оказался в заложниках традиционной хозяйственной системы: без средств к существованию, когда станет взрослым, без наследства после смерти отца…

На похороны собрались соседи.

Жак Эскуперье всплакнул над своей супругой. Его старший сын Оже, взрослый мальчик четырнадцати лет, заплакал, когда повозка с гробом матери тронулась от усадьбы. Этьен, глядя на старшего брата, тоже заплакал.

Младший же, Понс, семи лет, не по годам молчаливый и серьёзный, не понимал, что происходит: почему мать уже который день не открывает глаза, не встаёт. А теперь её зачем-то положили в ящик, на повозку, и повезли куда-то… И он пошёл, как и все, взрослые и дети, за этой повозкой, когда отец сказал ему: «Возьми за руку Этьена! Идите!..»

Гроб с телом матери отвезли на местное деревенское кладбище.

Он плохо помнил, что было на кладбище, где он оказался впервые в своей жизни. В тот день он долго был на ногах, устал. Он был слабым, болезненным ребёнком, и глаза у него стали закрываться сами собой. Так он и уснул, на чьих-то руках, там же, на кладбище.

Следующий день оказался тоже странным для него. Зачем-то отец стал прощаться с ним, размяк, прослезился, что бывало редко. Отца он знал больше как строгого и хмурого. И он с самых малых лет был предоставлен самому себе. Мать, ещё при жизни, тоже немного уделяла ему времени. Её внимания больше требовали маленькие девочки, его, Понса, сёстры, крикливые… Как только он узнал их, когда они появились на свет, с тех пор так и не перестают кричать. И его удивляло: из-за чего они всегда кричат.

И вот теперь это…

– Ну, езжай, сынок! – обнял на прощание старый бедный Жак своего маленького сына. – Твой дедушка Жюльен позаботится о тебе!.. Будет тебе в наставниках!

Он вывел Понса во двор. Там уже стояла повозка аббата, готовая к дальней дороге. Вышли во двор и его два старших брата. Сёстры – те ещё были малышки, и большую часть дня проводили в кровати.

Дедушка Жюльен, как того представил ему отец, хотел было помочь ему, Понсу, сесть в повозку.

Но он, отстранив его руку, сказал:

– Я сам!

Он вскарабкался на повозку и уселся посередине большого сиденья, обитого тёмной кожей, отдающей запахом чего-то уже знакомого ему.

Аббат добродушно рассмеялся:

– С таким иноком наш монастырь теперь заживёт!

Отец тоже засмеялся.

Он же, Понс, не понимал, почему они, взрослые, смеются и что в этом такого, если он хочет всё делать сам.

Аббат, забравшись в повозку, слегка подвинул его, сел рядом, взял в руки вожжи.

– Ну, с Богом! – сказал он и перекрестился. – Месье Жак, жду тебя на следующей неделе. У нас, в монастыре, освободилась вакансия казначея. Месье Бернар скончался… Рад буду хлопотать за тебя на эту должность!