Лора Козловская - Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…

Когда Михаил увидел в глазах друга искреннее раскаяние, то от души его немного отлегло… Устало вздохнув, он, хоть и с долей отчуждения, но все-таки ответил пожатием своей руки на его пожатие.

– Прости меня, Михаська! Еще раз прости! Я искренне раскаиваюсь! Слышишь меня? Искренне! Мне очень стыдно за этот разговор и перед тобой и перед твоим отцом Селивестром Богданом. Я знаю, какой это прекрасной души человек, знаю, какой это чудесный столяр-краснодеревщик. Мне, действительно, очень неприятно…

Михаил же вдруг поймал себя на мысли, что с восхищением вглядывается в образ своего любимого друга Станислава и искренне зачаровывается его красотой.

Высокий, ладный Станислав, одетый в идеально подчеркивающий его стройную фигуру фрачный костюм, стоял перед ним во всем своем величии. Белолицый, кареглазый, златокудрый, такой изысканный, такой холеный и так приятно пахнущий парфюмом…

И тут Михаил отчетливо осознал, насколько к образу этого роскошного аристократа, воспитанного с детства в любви и уважении ко всему изящному, не знающего, что такое кланяться, пресмыкаться, завидовать, завоевывать положение в свете, не клеятся рассуждения о каком-то там плотнике Селивестре Богдане из какой-то там деревни Каленевцы. Ох…. как же ему не клеились все эти рассуждения!.. Но он, Станислав Войцеховский, стоит сейчас перед ним, перед Михаилом Богданом, перед сыном плотника и, унижая свое достоинство, вымаливает у него прощение. Михаилу стало неловко перед Станиславом… Очень неловко…

– Ладно, Станек! Забудь об этом разговоре! – отвел он от него глаза в сторону. – Забудь!..

– Михаська! Ты действительно не обижаешься на меня?! – попытался отыскать его взгляд Станислав…

– Ни в коем случае, Станек! – наконец, посмотрел на него Михаил. – Ведь ты искренне попросил у меня прощения, и это совершенно очевидно… А ведь мы с тобой, братишка, знаем, что нет на свете грехов, кроме грехов нераскаянных…

– А также нет грехов непрощённых, если они искренне раскаянные, – подхватил его мысль Станислав. Друзья крепко обнялись и наконец-то открыто посмотрели в глаза друг другу.

– А что касается Селивестра Богдана, моего неродного отца, – вернулся к прежнему разговору о своем приемном отце Михаил, когда друзья вновь продолжили свое путешествие по дому, – так он за всё время моего существования в его семье ни разу не попрекнул меня тем, что я не родной ему сын. А ведь я, Станек, самый настоящий байстрюк. Да, да! Байстрюк! Внебрачный ребенок пана. Нет, Станек…. Селивестр Богдан мне – самый настоящий отец! Если бы не открылось, что я сын местного барина, я бы до самой смерти не догадался, что Селивестр Богдан может быть мне неродным отцом. Никогда этот человек не обделял меня своей заботой, никогда не делил нас, детей, на своих и чужих. Всю жизнь буду благодарен ему за это.

Станислав внимательно выслушал Михаила и ни разу его не перебил… Когда же он закончил свой пламенный монолог, склонился к его уху и ненавязчиво пояснил: «Прости, Михаська, но для меня приятнее было бы осознавать, что ты сын ни какой-то крестьянки, а сын особы «голубых кровей». Да, да! Особы «голубых кровей»! Самого барона Стефана Ордоновского! Уж прости, старина, но для моего утонченного слуха так было бы благозвучней».

Ничего не ответил ему на это Михаил, только скромно потупил взор и сдержано улыбнулся. На этом конфликт между друзьями был исчерпан…

Между тем, они вошли в просторный, залитый солнечным светом обеденный зал, оклеенный светлыми обоями с белым багетом. Все четыре окна зала были распахнуты настежь. Легкий ветерок с улицы играл белыми шелковыми занавесками, поднимая их то высоко вверх, то неторопливо опуская книзу…

Интерьер зала был выдержан в стиле «Прованс»: теплота и уют деревенского домика в предместьях Парижа. Вся мебель, украшающая его интерьер – стол, стулья, два больших буфета и комод – была белого цвета. Дверцы буфетов и их выдвижные ящики, а также выдвижные ящики комода украшали пейзажи французских деревень, утопающих в виноградниках и оливковых рощах. Пейзажи были выполнены художником в ярких терракотовых, лавандовых, бирюзовых и желтых тонах.

По стенам обеденного зала были развешаны картины в белых рамах, ландшафты которых пестрели очарованием французских заливных лугов с пасущимися на них стадами тучных пестрых коров… А еще… пейзажами пшеничных полей, сплошь усеянными ярко-алыми головками трепетных маков, романтичных васильков, а также отражали жизнь и быт французского крестьянства. В простенках между окон стояли белые кадки с растущими в них пальмами.

В центре помещения располагался длинный, овальной формы стол с множеством стульев вокруг него. Пухлые сиденья и спинки стульев были обтянуты белым льном. На середине стола стоял розовый фарфоровый кувшин, наполненный цветами садовой ромашки.

– Твой обеденный зал?.. – расплылся в улыбке Михаил.

– Да, братишка! Трапезная моя… Будем с тобой тут пищу вкушать и пить чай с вареньем из твоих любимых ранеток. Кстати, Михаська, тебя дожидается варенье из нового урожая. И не только из ранеток, а также из малины, земляники, черники. Всё, как ты любишь…

– Спасибо, Станек!.. – смутила вдруг Михаила забота Станислава, и он отвёл от него глаза в сторону. – В таком очаровательном обеденном зале, братишка, даже самая скромная пища покажется царским угощеньем. А уж варенье из ранеток, земляники, черники… О!.. Об этом только мечтать можно, – взглянул-таки он на своего друга всё с тем же смущением…

Однако…. внимание Михаила вновь привлекла мебель, которой был обставлен обеденный зал. Он ходил вокруг стульев и с увлечением ощупывал их спинки… Подходил к буфетам и выдвигал их ящики, открывал дверцы, со знанием дела осматривая всевозможные крепления… С наслаждением гладил рукой поверхность стола, на ощупь напоминающую полотно атласной ткани, при этом ничего не говоря, а только довольно покачивая и покачивая головой.

– Да-а-а… Такой интерьер, Станек, такая прекрасная мебель – всё это очень располагает к длительным застольям и душевным беседам, – наконец-то, в приятной задумчивости вымолвил он. – А еще, братишка, я обратил внимание на то, до чего же качественно выполнена эта мебель! Несомненно, талантливый мастер ее сладил!.. – уже больше самому себе, нежели Станиславу, сказал он. – Мой отец Селивестр Богдан очень славился мастерством краснодеревщика, когда работал в имении барона Ордоновского, и мне, своему сыну, кое-какие секреты своего ремесла сумел передать. Так что, Станек, как человек, хорошо разбирающийся в плотницком деле, я с полной ответственностью заверяю тебя в том, что мебель твоего обеденного зала изготовлена безупречно!.. Просто безупречно! – ещё раз с великим наслаждением провел Михаил ладонью по атласной, на ощупь, поверхности стола.