Валерий Киселёв - 137-я «Околоорловская», «Мимогомельская», Бобруйская

Жуткий случай из боевого донесения: «Пулемётчик сержант Попов, отбивший три атаки, был тяжело ранен и в разгар боя оказался вблизи немцев. Не желая попасть в плен, он перерезал себе бритвой горло. Более 40 гитлеровцев было на его счету с начала наступления».

К ночи гитлеровцы прекратили атаки на 409-й полк. На обгоревшем, израненном воронками поле догорали 5 танков и 2 самоходки, валялось более сотни трупов фашистов…

Сиряков А. С.:

– Крепко нам помогли в этот день артиллеристы, и свои, полковые – спасибо Мельнику, Ратину, Поставничему, и «гости», полк майора Рамзина. Взаимодействие было отличное. Наши «Катюши» как дали залп, что, видимо, мало кто из гитлеровцев ушёл тогда живой. От дыма день стал пасмурный, всё солнце заволокло. Немцы и атаки после этого залпа сразу прекратили…

Кисляков. С П.:

– Наступила ночь, выставили наблюдателей, а остальные, уставшие до предела, легли, где попало спать. Ночью еще атаку отбили, поэтому какой там сон. Перед рассветом нам привезли завтрак, боеприпасы, и после короткого артналёта снова пошли в атаку. Уже у самой деревни были прижаты к земле плотным автоматным и минометным огнем. Я залёг в воронке от снаряда и вёл огонь из ручного пулемёта. По-видимому, с колокольни меня засекли и начали накрывать минами. Ко мне в воронку скатился еще один солдат, в этот момент вокруг нас разорвалась серия мин, и осколком был перебит ствол у пулемета. Пришлось сползать к убитому, взял у него автомат ППШ и так, лёжа в воронке, вести огонь. Вокруг лежало много убитых, кто и где был живой – не поймёшь, и сколько времени так прошло, я не помню…

Весь день 26 июля наши части продолжали наступление при сильнейшем сопротивлении гитлеровцев. Каждая деревня бралась с боем, каждый шаг вперед стоил крови. Люди шли на пулемётный огонь, словно презирая смерть.

В авангарде 624-го полка наступал взвод лейтенанта Олега Степанова. Он сам и его бойцы за трое суток наступления уничтожили уже с полсотни гитлеровцев. Всегда первым в атаку поднимался лейтенант Степанов. У деревни Марьевка подразделения 624-го полка встретили особенно упорное сопротивление…

Горчаков Ю. М., комсорг 624-го стрелкового полка, лейтенант в отставке:

– Перед атакой немного постреляла наша артиллерия, и мы поднялись. Было где-то около часу дня, солнце светило как-то особенно ярко. К деревне можно было пройти только через открытую местность, а огонь был такой, что почти сразу все залегли, умирать никому ведь не хотелось, и так убитых было уже много. Но воевать все равно было надо. Я пошёл по воронкам в цепь, где ползком, к одному, другому: «Почему лежим, неужели не поднимемся?» – «Попробуй, поднимись – пулемёты, как бреют» – «Неужели пятьдесят метров не пробежим?»

Мы с Олегом Степановым поднялись и вперёд, бегом. Тогда как-то не думали о смерти, по молодости подняться было легко, это сейчас вспоминаешь, и сам себе не веришь. Пробежали к кустам – целые, за нами перебежками остальные. Немцы бьют из блиндажа – кинул туда гранату, попал, и только снова поднялись, уже у самого ближнего дома – как даст что-то выше локтя, автоматная очередь. Сгоряча ещё бросал гранаты, сразу не ушёл, а потом уж, когда крови стало много. Видел, как наши ворвались в деревню. В батальоне тогда был и агитатор политотдела Фёдор Иванович Архипов, встретил его, когда шел раненый в санроту…

Не знал тогда лейтенант Горчаков, что его друг Олег Степанов погибнет в этом бою от пулемётной очереди. Восемь пулеметов с расчётами уничтожил он тогда, один за другим, и погиб, когда рота добивала гитлеровцев в деревне. Так оборвалась 19-летняя жизнь одного из храбревших офицеров дивизии. Вся его короткая жизнь была как яркая вспышка. Он был любимым командиром у своих солдат, прекрасным товарищем, верным другом. Так жизнями своих лучших людей платила дивизия за каждую орловскую деревню.

…Спустя 35 лет с группой ветеранов дивизии побывал на местах этих боев. В Васильевке, за которую шли особенно упорные бои, всё так же стоит церковь, с которой 35 лет назад стрелял немецкий пулеметчик. – «Закрою глаза, и всё вижу и слышу, как тогда, – рассказал Юрий Михайлович Горчаков, – А думал, что не вспомню. Сколько же нас тогда здесь полегло… Всё поле над рекой было усеяно погибшими».

Подошли к группе местных жителей, сидевших на лавочке у дома. Они были тогда детьми, прятались в подвалах, когда шёл бой, иногда выглядывали посмотреть, скоро ли наши. – «А я вас вспомнил, – вдруг сказал один из мужчин, обращаясь к Горчакову. – Вы тогда от церкви мимо нашего дома пробегали с автоматом. Я ещё удивился: такой молодой, а совсем седой…» – «Я седой с юности…», – улыбнулся Юрий Михайлович…

Несколько раз довелось бывать на местах боёв дивизии в конце июля 43-го. Местность между речкой Неручь и Марьевкой – поле, ровное, как стол. Жутко было представить идущую по этому бесконечному полю нашу пехоту… Даже один немецкий пулемётчик навстречу – почти верная смерть…

С утра 26 июля части дивизии овладели населёнными пунктами Марьевка, Ясная Поляна, 3-й-Бакинский, Пирожково и продолжали наступление на запад…

Кисляков С. П.:

– Прочёсывая Пирожково, у одного из домов я увидел притаившегося немца, скомандовал ему «Хенде хох!», что он и сделал. Тут как раз в деревню вошли командир полка подполковник Гребнев с заместителями. Я сдал ему немца, он поблагодарил, спросил, хочу ли я в разведку, я дал согласие и пошёл догонять своих.

От Пирожково мы преследовали немцев буквально по пятам. Не успели фрицы закрепиться на высотке, как мы тут же ударили по ним. Шли, развернувшись цепью, в рост, рядом падали убитые и раненые товарищи, но какое же это ощущение, когда идёшь на врага открытой грудью! Вначале что-то посасывает под ложечкой, а через минуту-другую идёшь в каком-то исступлённом порыве с одной мыслью: быстрей бы добежать до их окопов. Со временем привыкаешь к виду убитых, пожарам и прочим ужасам.

Возле деревни, по-моему, Реутово, нас с немцами разделяла широкая, метров 600—700 лощина. Лёжа отрыли ячейки и начали обстреливать немецкие траншеи. В наших боевых порядках находились две «сорокапятки», немцы вели сильный огонь, и одно орудие было уничтожено прямым попаданием снаряда прямо на глазах, вместе с расчётом. Потом подтянулась наша артиллерия, и мы под прикрытием её огня поднялись и пошли в атаку, немцы дрогнули и начали отходить из деревни. После боя все свалились кто в траве, кто в канаве. Принесли нам обед на роту, а от роты осталось нас всего ничего. Принесли водки, помянули убитых, поели, а аппетит был волчий – в один присест по буханке хлеба съедали. А потом снова в бой…