Автор неизвестен - Аспазия
- Название:Аспазия
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Автор неизвестен - Аспазия краткое содержание
Доподлинно не известны ни дата ее рождения, ни смерти. В истории она осталась как одна из самых умных и блистательных гетер. Свою карьеру на этом поприще начала в Милете, на родине сказочных мифов и куртизанок. Ее отец-философ по имени Аксиох, увидев, какой красотой наделили боги его дочь, решил, что такая красавица не может составить счастье одному человеку, ее удел — доставлять удовольствие всему человечеству. Поэтому и дал ей солидное образование, соответствующее ее великому, по его мнению, предназначению в этом мире.
Если верить поэтам, в детстве Аспазию (или Аспасию) похитили и увезли в Мегару или Коринф. Здесь она росла в качестве невольницы своих похитителей, постаравшихся развратить ее. Привлекательная и умная девушка сумела очаровать богатого афинянина, который выкупил ее, и она оказалась на свободе.
По другим сведениям, Аспазия до прибытия в Афины никуда не выезжала из Милета, где вела жизнь куртизанки. Но легкие интрижки вскоре надоели — сердце жаждало настоящей (и желательно великой!) любви. В поисках таковой Аспазия перебралась в Афины, неофициальную столицу Эллады. Денег к этому времени она скопила достаточно, поэтому с несколькими подругами купила дом и организовала школу риторики. Многие исследователи настаивают на том, что это был обычный публичный дом — правда, высшего класса, где Аспазия преподавала девушкам историю, философию, политику, а также искусство любви.
«Каждая женщина, — вещала гетера, — должна быть свободной в выборе мужа, а не выходить за назначенного ей родителями или опекунами; муж обязан воспитать свою жену и разрешать ей высказывать свои мысли».
Вскоре «школа» Аспазии стала едва ли не самым популярным местом в Афинах. Пообщаться с красивой и неординарной женщиной, с ее умными прелестницами приходили знаменитые философы: Зенон, Протагор. Врач Гиппократ и гениальный ваятель Фидий сделались завсегдатаями в доме этой гетеры. В Афинах заговорили о том, что в прекрасном теле женщины поселилась мудрая душа Пифагора. Сократ, юноша с пылкой душой, влюбился в Аспазию и не отходил от нее ни на шаг, а позднее, когда стал известным философом, подчеркивал, что обязан этим Аспазии.
Наслушавшись восторженных отзывов друга Сократа, на куртизанку-философа решил взглянуть и правитель города Перикл.
Наверное, это была любовь с первого взгляда… Ему исполнилось сорок — возраст опытного воина. Он обладал силой, своеобразной мужской привлекательностью и пользовался славой лучшего правителя в истории Афин. Аспазия была прекрасна, как пристало подруге правителя, и умна — как положено советнику вождя… Ее салон переместился в дом Перикла. Сам же стратег незадолго перед этим (по другим сведениям, только встретившись с Аспазией) развелся со своей женой и, заботясь о ее будущем, дал ей приданое и вновь выдал замуж, оставив при себе сыновей.
Впервые в истории античной Греции философы и политики выслушивали советы женщины и следовали им. Более того: правитель допустил свою любовницу к принятию политических решений, она составляла речи для его выступлений в народном собрании и сопровождала любимого даже в военных походах. Современники и потомки, как отмечают многие исследователи, неоднозначно оценивали такое «ненормальное» положение дел. Так, поэт Кратинус был уверен: «Распутство создало для Перикла Юнону — Аспасию, его защитницу с глазами собаки». А некоторые историки вообще склонны считать, что гетера и приехала в Афины с единственной целью — покорить Перикла, этого «достойнейшего из эллинов», о котором она столько слышала…
Закон Афин не допускал брака с чужестранкой. И ребенка гетеры, родившегося через пять лет после начала их связи, долгое время считали незаконнорожденным… Только когда оба старших сына Перикла погибли от чумы, ребенок наложницы был признан наследником.
Аспазия быстро добилась уважения, достойного жены правителя, сохранив при этом свободу, какой могли пользоваться лишь гетеры. Она не чуралась застолий, сама их организовывала, являясь душой и центром увеселений… Более того, позволяла себе принимать посетителей и в отсутствие мужа, развлекала их беседой, угощала вином, что, по афинским обычаям, являлось совсем уж недопустимым.
Многие утверждали, что милетская гетера превратила жилище правителя в дом разврата. На философских пирах непременно присутствовали красивые девушки для вполне определенных целей. Что касается военных походов, в которых верная подруга сопровождала своего супруга и благодетеля, то она делала это не в одиночку: за ней непременно следовал обоз куртизанок из ее школы, и женщины неплохо зарабатывали, ублажая изголодавшихся без любви мужчин.
В конце концов народное собрание обвинило подругу Перикла в сводничестве и развращении юных девушек. Аспазия предстала перед судом. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы защитником не выступил сам Перикл. Великий правитель плакал! «Он бы не пролил столько слез, если бы речь шла о его собственной жизни», — не без иронии подметил Эсхил. Слезы отважного полководца и государственного мужа настолько поразили судей, что те согласились признать невиновность гетеры. Но несмотря на это в появлявшейся череде бесконечных комедийных пьес ее продолжали высмеивать как распутную и продажную женщину.
После суда Аспазия смирилась с традиционной для благочестивых матрон ролью супруги-затворницы. Возможно, наедине с Периклом она продолжала обсуждать государственные вопросы и даже давала правителю советы, но шумные философские пиры в их доме больше не устраивались. История же донесла до наших дней такой факт. Когда Сократа полушутливо-полусерьезно спрашивали, как воспитать хорошую жену, он без тени сомнения отвечал: «Об этом гораздо лучше расскажет Аспазия!» Как всякая примерная супруга, она прощала мужу минутные слабости, после которых он все равно возвращался к ней — великой искуснице по части разжигания любовных страстей.
«Каким великим искусством или силой она обладала, если подчинила себе занимавших первое место государственных деятелей и даже философы много говорили о ней как о женщине незаурядной, — писал Плутарх. — Тем не менее очевидно, что привязанность Перикла к Аспазии была основана скорее на страстной любви. Говорят, что при уходе из дома и при возвращении с площади он ежедневно приветствовал ее и целовал».
Перикл и Аспазия прожили вместе двадцать лет. А потом на Афины с Востока обрушилась страшная эпидемия, которая скосила множество афинян. Не обошла она и дом Перикла. Ушла из жизни его сестра, умерли оба сына от первого брака. Потом наступила очередь самого правителя…
После смерти супруга Аспазия незамедлительно вышла замуж — вернее, перешла на содержание к некому торговцу скотом, бывшему когда-то ее учеником, Лизиклу, решив своими руками сделать из него великую личность. Благодаря ее педагогическим стараниям недавний скототорговец превратился в прекрасного оратора, снискавшего повсеместную популярность в Афинах. Через год его уже избрали стратегом, а еще через несколько месяцев он погиб в одном из сражений…
Пережила Аспазия и смерть еще одного стратега — Перикла-младшего, собственного сына, одержавшего победу над спартанцами в морской битве при Аргинусских островах. Но, увы, неблагодарные сограждане казнили его в числе других стратегов только за то, что не все трупы погибших в этом сражении афинян были выловлены из бушующих волн и погребены в земле.
Говорят, вскоре после этого и его мать отошла в мир иной…
Аспазия - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Владелец двора, пастух, вышел навстречу гостям, не спрашивая ни о их происхождении, ни о их именах или цели их путешествия. Он приказал зарезать козу, чтобы угостить путешественников, тогда как их рабам указал место в сарае, где они могли отдохнуть. Перикла же и Аспазию он ввел в свою собственную спальню, где постлал для них чистую постель, а вместо одеял дал им козлиную шкуру и кроме того свой плащ.
Эти небольшие приключения и даже самые неудобства путешествия только еще более увеличивали его прелесть. Путешествие не только освежало и укрепляло путников, но и давало им веселое расположение духа. Никогда Перикл не был веселее, чем в этой хижине пастуха, где серебристый смех Аспазии смешивался с идиллическим мычанием стада.
— Как много чудесного посылают нам боги, которым мы поручили себя во время пути, — говорил Перикл. — Несколько дней тому назад, мы спали в древнем склепе, который нас переносил в Илиаду — сегодня же нам, как кажется, суждено пережить приключения Одиссея. Дух Гомера парит над нами с тех пор, как мы вступили на Истм. Мне кажется, во время путешествия мы изменимся и когда возвратимся, не будем походить на утонченных, почти женственных афинян.
Когда Перикл и Аспазия, рано разбуженные собачьим лаем и мычанием стад, поднялись на следующее утро и вышли на широкий двор, они увидели перед собой чисто деревенскую картину: большая мохнатая собака играла с кротом, найденным ей в еще мокрой траве. Она до тех пор таскала его, пока животное не растянулось мертвым на спине. Другая собака боролась или, лучше сказать, играла с большим козлом. Козел толкал ее рогами, собака же старалась схватить его за бороду или укусить за хвост.
У колодца сидел нагой ребенок и бросал камешки в блестящую водную поверхность, в которую гляделось солнце.
Наконец, из сарая вышел хозяин; за ним следовали два работника с пастушескими палками в руках, сопровождаемые двумя сильными собаками. Затем вышли под присмотром мальчиков козы, из которых одна, ласкаясь, подошла к хозяину.
— Вот этот козел, — сказал последний, обращаясь к Периклу и Аспазии, — всегда, какая бы ни была ночь, дает нам знать присутствие вблизи стада волка или лисицы даже тогда, когда собаки спят и не чуют зверя.
Барашки собирались вокруг смуглой девушки, голова которой была покрыта шляпой с широкими полями и у которой в руке была пастушеская палка. В этой девушке было что-то, с первого взгляда возбуждавшее внимание и производившее впечатление, в котором не сразу можно было отдать себе отчет.
При ближайшем осмотре оказывалось, что эта пастушка, мало отличавшаяся от других и не имевшая в себе ничего особенного, кроме белокурых волос и странных глаз. Эти глаза были замечательно глубоки и задумчивы и, казалось, глядели на весь мир с детским изумлением.
Овцы прыгали вокруг девушки, одна из маленьких овечек, ласкаясь, лизала ее протянутую руку.
Когда все стадо овец вышло из ворот двора в сопровождении девушки, хозяин подошел к Периклу и Аспазии и от него они узнали, что молодая пастушка его дочь, единственное дитя, и что она называется Корой.
Затем хозяин предложил гостям закусить его деревенскими произведениями, а его жена, Гликена, помогала ему подавать на стол.
Перикл спросил пастуха дозволит ли он ему, вместе с его спутниками, пробыть у него еще один день, так как они нуждаются в отдыхе после утомительного пути.
Пастух с удовольствием согласился, побежал к жене и таинственно сказал ей:
— Я думаю, что эти путешественники не смертные, они кажутся мне богами, которые уже много раз посещали бедных пастухов, к тому же они почти не прикасаются к предлагаемой им пище.
— А рабы? — спросила Гликена. — Ты тоже считаешь их за богов?
— Нет, — отвечал пастух, — эти пьют и едят, как люди. Но эти двое… Но, все равно, угощай их, как умеешь лучше.
Затем хозяин возвратился обратно к гостям и повел их показывать все свое имущество.
Когда Аспазия принимала усталый вид, он сейчас же расстилал перед ней баранью шкуру, улыбаясь многозначительно, как бы желая показать, что очень хорошо знает, как смертные должны принимать богов…
Шкуры и головы убитых хищных зверей покрывали ограду двора, точно так же, как были развешены и на деревьях. Осмотрев их после всего, Перикл и Аспазия были, наконец, представлены самим себе, могли вздохнуть свободно и выйти немного пройтись по лесу.
Лес стоял, как бы обновленный вчерашней грозой; капли воды еще сверкали в траве, птицы распевали на деревьях. На самых отдаленных горах повсюду виднелись пастухи и стада, тогда как долины внизу были покрыты белым туманом, который клубился, как морские волны и в котором исчезали спускавшиеся с вершин стада. Овцы и рогатый скот бродили повсюду. Там и сям слышались звуки сиринги и пение — любимое времяпрепровождение пастухов.
Перикл и Аспазия пошли по направлению доносившихся до них звуков музыки и нашли группу пастухов, собравшихся вокруг игрока на флейте.
Скоро из среды слушателей вышел один, желавший начать состязание с первым.
Когда путешественники приблизились к ним, у обоих выпали флейты из рук, и все пастухи были видимо поражены странным появлением незнакомцев, но когда Перикл дружескими словами просил их продолжать состязание и сказал, что он и его супруга — афиняне, застигнутые по дороге сильной грозой, то оба пастуха с величайшим усердием продолжали свое состязание и просили афинянина и его супругу быть судьями.
Перикл и Аспазия были в восторге от музыки. Они были изумлены, что среди таких грубых, неразвитых людей, какими были эти аркадские пастухи, искусство музыки могло достигнуть такого развития.
Аспазия спросила пастухов, не желают ли они начать состязание в танцах, тогда ей указали на одного молодого, стройного мальчика, который по просьбе Перикла выступил вперед и начал танцевать местный танец.
— Не можешь ли ты протанцевать что-нибудь вдвоем? — спросила Аспазия мальчика.
— Если бы Кора захотела, — сказал он почти печальным тоном, глядя вдаль задумчивым взглядом.
— Кора! — вскричал другой пастух. — Глупец! Что такое ты говоришь о Коре? Кора не хочет тебя знать.
Мальчик вздохнул и отошел в сторону.
Идя далее, Перикл и Аспазия дошли до небольшой лесной лужайки. Здесь они нашли Кору сидящей среди своего стада, самые младшие члены которого лежали вокруг нее, некоторые даже положив ей голову на колени. Сама же Кора сидела опустив голову, совершенно погруженная в рассматривание черепахи, лежавшей тоже у нее на коленях и глядевшей на девушку своими красивыми и умными глазами.
— Где ты нашла это животное? — спросил Перикл, подошедший вместе с Аспазией.
Девушка была до такой степени погружена в свое мечтательное созерцание, что заметила чужестранцев только когда они уже стояли перед ней.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
