Имоджен Гермес Гауэр - Русалка и миссис Хэнкок

– Батюшки-светы! Сьюки! Это еще что такое!

Она оборачивается, улыбаясь во весь свой накрашенный рот, и выглядит страшно довольной собой, хотя мистер Хэнкок, хоть убей, не понимает, почему. Он ожидал, что племянница выберет какое-нибудь пышное платье из ярко-желтой тафты или набивного шелка, что-нибудь броское и одновременно очаровательное, со всевозможными рюшами и фестонами, которые столь к лицу ясноглазой юной девушке. Но Сьюки выбрала костюм, смущающий мистера Хэнкока своей изысканной простотой: белый стеганый жакетик с лаконичным узором из черных веточек, прямые узкие рукава которого даже не украшены гофрированными манжетками и который заканчивается на талии единственной оборкой, словно практичный жакет для верховой езды. И мистер Хэнкок при всем своем желании не может выразить недовольство слишком глубоким вырезом, поскольку грудь у Сьюки прикрыта муслиновой косынкой, обвязанной вокруг шеи и заправленной под лацканы.

– Ну как? – спрашивает племянница, слегка растягивая в стороны добротную синюю юбку, которая, без кринолина под ней, кажется мистеру Хэнкоку просто ужасной.

– Тебе не стоило так себя ограничивать, – говорит он. – Я бы не пожалел денег на наряд пороскошнее.

Подчерненные брови Сьюки сдвигаются к переносице.

– Лучше и быть не может, – говорит она. – Мы с Ребби разрезали ее постельное покрывало, чтобы пошить из него юбку. Я-то знаю, как следует одеваться для подобного случая. – Хмуря брови, она разглядывает его несколько потертый камзол с набивными плечами.

– Хорошо-хорошо. Я в этом ничего не смыслю, разумеется.

Но и в экипаже мистер Хэнкок поминутно краешком глаза поглядывает на свою спутницу: стройную, изящную, модную даму. И испытывает потрясение всякий раз, когда поворачивает к ней голову, дабы удостовериться, что это всего лишь его юная племянница в элегантном жакете и широкополой шляпе с пером – она сидит рядом, уткнувшись носом в книгу, по-прежнему сердитая на него. Еще сильнейшее потрясение мистер Хэнкок испытывает, когда они выходят около Биржи, ибо здесь, в Лондоне, становится совершенно очевидно, что Сьюки и впрямь одета по самой последней моде. Он боится потерять ее среди взрослых дам, которые, привлекая восхищенные взоры, неспешно прогуливаются по тротуарам, в фасонных белых платьях или рединготах в обтяг, с белыми шарфами вокруг шеи. По внезапному порыву он хватает и крепко сжимает руку Сьюки.

– Ты умница, что поехала со мной, – говорит мистер Хэнкок. – И ты выглядишь просто превосходно.

– Экий вы чувствительный старик. – Сьюки берет мистера Хэнкока под руку; ее шляпные перья мягко покачиваются у них над головой.

Они идут бок о бок по тротуару, и девочка жадно глазеет по сторонам, поскольку для человека, нечасто бывающего в городе, прохожие представляют огромный интерес: курчавые португальские евреи, турки-магометане в чудных балахонах и тюрбанах, не говоря уже о пестро разодетых итальянцах, шумно тараторящих на своем наречии, и надменных французах – все они прибыли сюда по торговым делам или для изысканного отдыха. С не меньшим любопытством рассматривает девочка и встречных дам: их наряды из яркого чинца, их шляпы, драгоценные украшения и пышные парики.

– Как думаете, они все здесь, чтобы посмотреть нашу русалку? – шепчет Сьюки, стискивая запястье мистера Хэнкока.

– Ну, поскольку они все-таки идут в противоположном от нее направлении, следует предположить, что нет.

Он уже ведет племянницу прямиком к кофейне «Ананас» на углу, когда к нему подскакивает уличная торговка – старуха с бородавкой на верхней губе – и выставляет вперед тростниковую корзину с разномастными цветами, собранными у придорожных канав Степни.

– Букетик для вашей дамы? – хрипит она.

– Благодарю, не надо. – Мистер Хэнкок решительно отстраняет торговку.

– Да разве ж она не заслуживает, а? Цветочки для вашей возлюбленной? Такая милашка хоть чего-нибудь да заслуживает за тяжкие свои труды.

Сьюки сейчас завороженно смотрит через плечо на разряженную в пух и прах купчиху, которую проносят мимо в портшезе, разрисованном алыми розами. Она, похоже, ничего не услышала, но мистер Хэнкок расстраивается до чрезвычайности.

– Да как такое в голову прийти может! – гневно восклицает он. – Она же совсем ребенок! – И он тянет Сьюки за собой, уже в прескверном настроении.

– Грядут большие перемены! – кричит старуха вслед, и мистер Хэнкок чувствует, как у него напрягаются мускулы вдоль хребта – будь он псом, у него там вздыбилась бы шерсть.

– Что?

– Чую, что-то непредвиденное уже случилось с вами, разве нет? Причем совсем недавно.

Мистер Хэнкок шагает дальше, стараясь не выдавать своего смятения, но Сьюки дергает его за рукав.

– Ваша русалка! – шепчет она. – Откуда она знает?

– Ну кому в этом городе не выпадала неожиданная удача? – отрывисто произносит он.

– Перемена в части общественного положения! И в части денежного тоже! – упорствует старая карга, ковыляя следом за ними со своей корзиной, из которой вяло свешиваются цветы. Платье у нее латаное-перелатаное; из широких рукавов торчат тощие как палки руки. – Меня посетило видение, – кричит она, – и духи нашептывают мне новости про вас! Ежели вам интересно узнать больше, это будет стоить всего лишь…

– Убирайся! – Мистер Хэнкок резко поворачивается и отталкивает старуху.

На спине у него выступает холодный пот. Он тащит Сьюки в проулок, и девочка взвизгивает, поскальзываясь на слякоти.

– Перемена в вашем денежном положении, – бормочет она. – Вы слышали, дядюшка? Непредвиденная перемена! Мне кажется, нынешний день будет поистине благоприятным. – Когда они выходят на свет, Сьюки приподнимает подол юбки и выставляет из-под него ногу, рассматривая так и эдак безнадежно испачканную туфельку; чулок у нее тоже заляпан сзади грязными брызгами. – Фу! – Она недовольно кривит губы, потом вскидывает глаза. – Мы уже пришли?

– Да.

Они стоят перед кофейным домом «Ананас», в окне которого красуется афиша с объявлением о русалке, но который во всех прочих отношениях выглядит в точности как всегда.

У Сьюки вытягивается лицо.

– Но здесь же никого, – говорит она. – Никаких очередей, никаких толп.

– А ты ожидала давки?

Сьюки поправляет свою нелепую шляпку.

– Может, внутри получше?

Когда он распахивает перед ней дверь, несколько мужчин среднего возраста и среднего достатка, в скромных суконных камзолах, на миг поднимают глаза от своих газет, но все они явно не горят желанием увидеть чудо природы, выставленное наверху. Наибольшее оживление наблюдается среди посетителей, которые кучками сидят на длинных скамьях, приглушенно переговариваясь: «Ну и как вы это истолковали? „Ричард“ уже отбыл из Кента? А что у вас? Или вы… гм… хотите выведать все наши новости, не желая делиться своими?» Но даже и они шевелят губами очень сдержанно.