Имоджен Гермес Гауэр - Русалка и миссис Хэнкок

– Я предлагаю компромисс, – говорит Анжелика; все молчат. Следующий шаг чрезвычайно для нее важен, и она ждет три, четыре секунды, прежде чем медленно продолжить: – Я хочу торговать своими услугами самостоятельно. Сейчас самое время для этого, вы сами понимаете.

Миссис Чаппел задумывается. Ее язык – на удивление розовый, на удивление мокрый – пару раз мелькает между серыми губами, облизывая их. Она ничего не отвечает.

– В порядке дружеской услуги, – продолжает Анжелика, – я готова появляться в вашем доме. Вы сможете присылать за мной коляску в любой час, когда пожелают гости, но взамен мне нужна свобода. Я надеюсь, что следующие несколько лет моей жизни будут весьма успешными: я зарекомендовала себя образцовой сожительницей и смогу снова стать таковой для подходящего мужчины, если буду свободна от всяких обязательств.

– Ты полагаешь, что сумеешь выбиться наверх в одиночку?

– Не совсем в одиночку. Мне понадобится ваша помощь, мадам. Поскольку именно вы вывели меня на этот жизненный путь, не ваш ли долг сделать все, чтобы я продвинулась по нему возможно дальше? И чему я буду обязана своим успехом, если не вашему воспитанию?

Настоятельница улыбается далеко не сразу, но уж когда наконец улыбается, то во весь рот. Десны у нее бледные и широкие, зубы длинные и ровные, как клавиши клавесина.

– Да, я хорошо тебя воспитала, – самодовольно говорит она. – Ты не заурядная проститутка, а женщина с характером – превосходнейший из фрегатов, которые я когда-либо спускала со своих стапелей в плавание по Лондону. Именно такими я хочу видеть всех своих воспитанниц. Китти, Элинора, Полли – особенно ты, Полли, – мотайте на ус. У вас есть возможность подняться в обществе, девочки, и вы должны подняться. Честолюбие и еще раз честолюбие! У меня – никаких панельных девок.

Сердце Анжелики бешено колотится под корсетом. На несколько секунд все плывет у нее перед глазами: она никогда еще не осмеливалась столь дерзко разговаривать со своей наставницей. Когда миссис Чаппел с девочками отбывают, прощально махая руками и выкрикивая ласковые слова, Анжелика расслабленно падает на диван, исполненная ликования.

– Вот и подтверждение моей правоты, – говорит она миссис Фрост, которая, потупив голову, собирает на поднос чайную посуду резкими, отрывистыми движениями. – Мамаша не может себе позволить ссориться со мной. Она согласна на мои условия.

– Тебе не следовало ей отказывать, – коротко отвечает миссис Фрост сквозь зубы.

– Элиза? – Анжелика садится прямо и пытается заглянуть подруге в лицо, но та упорно отворачивается. – Ах, Элиза, ты на меня злишься!

– Ты могла бы о нашем благополучии подумать, – раздраженно бросает миссис Фрост.

– Так у нас все хорошо – ну или будет хорошо в самом ближайшем времени. Если я раньше и сомневалась, то теперь точно знаю. У Мамаши Чаппел тонкий нюх на успех. – Анжелике не нравится печать холодного гнева, лежащая на всем облике подруги. Она встает и идет за ней через комнату, жалобно упрашивая: – Милочка, голубушка, сядь, посиди со мной. Ну же, пожалуйста. – Она берет миссис Фрост за плечи и пытается развернуть к дивану, но миссис Фрост не поддается, вся будто деревянная под своей бумазеей и коломянкой. – Клянусь, я позабочусь о нашем благополучии и безопасности. Мы сейчас на подъеме, ты да я.

Однако – как если бы Анжелика была призраком, чей голос неслышен и прикосновение неосязаемо, – миссис Фрост не обращает на нее никакого внимания: завязывает фартук чуть туже, берет поднос с грязной посудой и направляется прочь из комнаты.

– О нет, нет! – стонет Анжелика. – Не уходи так! Пожалей меня.

Но шаги миссис Фрост удаляются, ни на миг не останавливаясь, и Анжелика мысленно одергивает себя: «Да она просто наслаждается происходящим. Я унижаюсь перед ней . Какая дикость!»

– Ну и черт с тобой! – сердито выпаливает она, потом подбегает к лестнице и кричит вниз: – Ты просто дура упрямая! Да-да!

Но миссис Фрост уже далеко.

Вечер мистер Хэнкок проводит дома у камина, в обществе племянницы Сьюки, как и всю последнюю неделю.

– Почему бы вам не сходить в пивную? – нетерпеливо спрашивает Сьюки, и ее можно понять: поведение мистера Хэнкока порядком действует на нервы.

Не в силах долго усидеть на месте, он каждые две-три минуты вскакивает с кресла, словно ужаленный осой, и принимается расхаживать по гостиной, бесцельно открывая и закрывая ящики, с содержимым которых он ознакомился уже раз пять за сегодняшний вечер. Он прислоняется к каминной полке и раскрывает книгу, но почти сразу кладет обратно, поскольку строчки пляшут перед глазами. Дважды он выходит на лестничную площадку и, желая удостовериться, что ни один посетитель не мог остаться неуслышанным, велит служанке Бригитте выйти на крыльцо и постучать дверным молотком.

– Да ничего такого не произойдет, если вы отлучитесь на пару часиков, – настаивает Сьюки, страстно думая о собственных своих планах на вечер, а именно: повольничать с дядюшкиной чайницей и снять несколько ложек сливок из миски с молоком, стоящей в кладовой.

– А вдруг кто явится с новостями о «Каллиопе» и не застанет меня дома?

– Хотелось бы посмотреть на человека, которому когда-либо удавалось спрятаться в нашем городке.

– Хм-м. – Мистер Хэнкок садится в кресло и подпирает кулаком подбородок. Потом снова встает. – Наверное, мне следовало остаться в Лондоне. В кофейном доме всегда узнаешь самые достоверные новости.

– Да какая разница, дядюшка? Даже если известие и придет нынче вечером – что вы сможете сделать до утра? – Рассудительностью Сьюки вся в мать и вздергивает бровь – в точности как она.

– Но я хотя бы буду знать, – говорит мистер Хэнкок. – Я не могу успокоиться, пока пребываю в неизвестности.

– И заражаете своим беспокойством всех вокруг. Сэр, возможно, мы еще долго ничего не узнаем…

– Нет-нет. Уже скоро, уже вот-вот. Я уверен.

И да, мистер Хэнкок действительно уверен. Каждый нерв в нем звенит туго натянутой струной. Он подходит к окну и выглядывает на улицу, где сгущаются сумерки.

– Да что за пустые бредни такие! – восклицает Сьюки голосом и тоном своей матери Эстер, и мистер Хэнкок невольно цепенеет, ибо при виде белого чепца и сурово поджатых губ девочки вдруг переносится на сорок лет назад, в далекое прошлое, где он – маленький мальчик, испуганно стоящий перед строгой старшей сестрой. Но Сьюки озорно улыбается. – Здорово я пошутила, а?

И мистер Хэнкок испытывает такое облегчение, что разражается смехом.

– Ах ты, маленькая нахалка! – говорит он. – Что, если я расскажу твоей матери, как ты ее передразниваешь?

– Тогда я расскажу, как вы таскаетесь по тавернам.