Евгений Шварц - Огненные реки

Сталин помолчал, посмотрел в окно, а затем на Молотова и продолжил:

– Вот, Вячеслав, что он пишет в конце депеши: «Поэтому с очень большим сожалением мы пришли к заключению, что попытка направить следующий коновой PQ-18 не принесла бы Вам пользы и нанесла бы невозместимый ущерб общему делу». И предлагает конвои посылать через Персидский залив и далее посуху через Иран и Баку, но этот путь намного длиннее по расстоянию, а значит и времени потребуется намного больше. А сейчас на Сталинградском направлении каждая минута дорога, патрон на счету. – Сталин помолчал и продолжил: – А когда придет тот «персидский коновой», может, он и не нужен будет! Для России все кончится, немцы захватят Царицын, а затем Москву. Тогда, вероятно, и для Черчилля война тоже плачевно закончится. Завоюет Гитлер после нас и Англию, если этот негодяй сумеет одолеть Советский Союз. Вот такие дела, Вячеслав, – с горечью в голосе еле слышно проговорил Сталин.

Молотов, до этого находившийся напротив вождя, поднялся, подошел к нему, сел рядом. Положив тому руку на плечо и смотря в глаза, заикаясь сильнее обычного, проговорил:

– Коба, да, положение на Волге, можно сказать, аховское, но под Москвой и Ленинградом более-менее стабильное. Выстоим, Коба, вспомни гражданскую, казалось – все! Деникин взял Орел и со дня на день въедет в Кремль на белом коне, да не вышло у него ничего! Отстояли мы тогда, как и сейчас, Москву! Разобьем и Гитлера на Волге, как тогда под твоим руководством Красная Армия разгромили белых и отстояла Царицын.

Молотов задумался на несколько секунд и затем продолжил:

– Будешь отвечать господину из Туманного Альбиона на его нынешнее послание, напомни ему, что когда я вел с ним переговоры в Лондоне, было подписано коммюнике о том, что между нашими странами достигнута полная договоренность в отношении создания второго фронта в Европе. Черчилль твердо обещал открыть его в нынешнем году. – Молотов встал, подошел к карте мира, висевшей на стене и, показывая на нее, с возмущением произнес: – Но вместо этого он с американцами затеял открытие фронта не во Франции, а в Северо-Западной Африке. А с «ленд-лизовскими» поставками вообще непонятно! Идет война, и ясно, что будут потери. Вспомни, Коба, в сороковом году коновой SС-42, шедший в Англию из Штатов, потерял из шестидесяти пяти судов двадцать, то есть практически такое же количество пароходов, как и PQ-17, и ничего, не остановили они тогда проводку конвоев.

Молотов замолчал, а вождь достал из папки, лежавшей на столе, лист и стал не спеша зачитывать:

– Господину премьер-министру Черчиллю. Получил ваше послание от 18 июля. Из него видно, что, во-первых, Правительство Великобритании отказывается продолжать снабжение Советского Союза военными материалами по северному пути и, во-вторых, откладывает открытие второго фронта на 1943 год. Наши военно-морские специалисты считают доводы английских военно-морских специалистов о прекращении подвоза военных материалов в северные порты СССР несостоятельными. Они убеждены, что при доброй воле и готовности выполнять взятые на себя обязательства подвоз мог бы осуществляться регулярно и с большими потерями для немцев. Приказ английского Адмиралтейства кораблям охранения покинуть конвой PQ-17 и вернуться в Англию, а транспортным судам добираться в одиночку до советских портов без эскорта военными кораблями наши специалисты считают непонятным и необъяснимым, позволившим немцам потопить такое большое количество транспортов. Я, конечно, не считаю, что регулярный подвоз в северные советские порты возможен без риска и потерь. Но в обстановке войны ни одно большое дело не может быть осуществлено без риска и потерь. Вам, конечно, известно, что Советский Союз несет несравненно более серьезные потери. Во всяком случае, я никак не мог предположить, что Правительство Великобритании откажет нам в подвозе военных материалов в момент серьезного напряжения на советско-германском фронте. Что касается вопроса открытия второго фронта в Европе, то я боюсь, что этот вопрос начинает принимать несерьезный характер. Я должен заявить самым категорическим образом, что Советское Правительство не может примириться с откладыванием организации второго фронта в Европе на 1943 год. Надеюсь, что Вы не будете в обиде на то, что я счел нужным откровенно и честно высказать свое мнение и мнение моих коллег по вопросам, затронутым в вашем послании».

Сталин закончил читать и достал еще один лист.

– Вячеслав, вот что он мне ответил на это мое послание. «Премьер-министру Сталину. 1. Мы принимаем меры для отправки большого конвоя в Архангельск в первой неделе сентября. Второе: я хотел бы, чтобы вы пригласили меня встретиться с вами лично. Мы могли бы совместно обсудить вопросы, связанные с войной, и в дружеском контакте принять совместные решения. Я мог бы сообщить Вам планы наступательных операций в 1942 году, согласованные мною с Президентом Рузвельтом. 31 июля, 1942 год». Так что, Вячеслав, давай его приглашать. Поговорим с ним, выясним, как говорится, лицом к лицу. Выясним его настоящие намерения о совместной борьбе против фашизма. Ну а ты его встретишь по прилете и привезешь в Кремль.

Пожелание Уинстона Черчилля осуществилось 12 августа, когда американский стратегический четырехмоторный бомбардировщик, получивший в Англии название «Либерейтор», приземлился на центральном аэродроме Москвы, расположенном на Ходынском поле. Пилоты личного самолета премьер-министра, носившего название «Коммандо», остановили «летающую крепость» точно напротив выстроившегося почетного караула и небольшой группы встречающих во главе с Молотовым.

Кто-то из представительства Великобритании в Москве, держа в руке дрель, подбежал к хвостовой части воздушного корабля. Вставив ее в малозаметное отверстие, покрутил дрель, створка входного люка медленно открылась и в проеме появилась толстая фигура премьер-министра.

Его нога в армейском ботинке на толстой подошве сделала первый шаг на землю чуждой ему по своему политическому строю страны. И прежде чем полностью ступить на советскую землю, Уинстон вспомнил и то, что когда-то сказал про эту страну: «Это угрюмое большевистское государство я настойчиво пытался задушить при его рождении».

Но когда он полностью, обеими ногами, встал на московскую землю, Черчилль решил про себя: «Раз сейчас волей судеб, а точнее, Гитлера, мы стали невольными союзникам, надо все сделать все, чтобы со Сталиным находиться по одну сторону окопов. И убедить московского лидера в правильности совместных решений с Рузвельтом, и никоим образом не дать повода для разочарования в наших тройственных совместных действиях против Германии».