Константин Коничев - Петр Первый на Севере

Подобные донесения из Архангельска были в те годы нередки. В некоторых из них воевода оговаривался: «И от того крестьянского бегства за пустотою в неуправлений опасен вашего царского величества гневу».

Налогами, податями, оброками, всякими поборами, откупами и монополиями население всей страны было разорено. Бегство крестьян, запустение деревень стало обычным явлением. Каких только платежей с народа не было придумано, чтобы содержать армию, построить флот и, в конечном счете, победить в затянувшейся войне. Собирали деньги (и натурой) с земель, с покосов, рыбных ловель, с прорубей, за водопой, с мостов и перевозов, с напитков, со всяких промыслов и ремесел, с лавок, кузниц, харчевен, пекарен, пасек, пивоварен. Горожане дорого платили за ношение бороды – от 60 до 100 рублей. С деревенских мужиков налог за бороду не взимался, но за проезд в город с бородой крестьянин должен был платить одну копейку.

Собиратели денег с народа додумались до сверхнеобыкновенного налога – «за черные глаза два алтына в год, за серые по восемь алтын» (с кривых, видимо, была скидка). Но вскоре сам Петр собственноручно поставил крест на «глазном налоге», как на достойном осмеяния…

Царскому гневу архангельский воевода не подвергся, но заменить его явно было необходимо. Был у Петра на добром счету и примете некто «худофамильный», как он себя величал, выходец из простолюдинов, Алексей Александрович Курбатов. Своей деловитостью и преданностью Петру он заслужил доверие Петра и стал дьяком Оружейной палаты.

Спустя некоторое время за выдающиеся заслуги в делах приумножения государевой казны Петр назначил Курбатова обер-инспектором Ратуши, подчинив ему управление финансами.

В ведении Курбатова были дела по заказам и изготовлению необходимых предметов для армии и флота. Так, из Воронежа Петр однажды, в марте 1705 года, писал непосредственно ему:

«Послал я вам образец ножовых лезей, и как оные получишь, тотчас пошли, сделав образцы, к Соливычегодской и в те прочие места, чтоб велели сделать триста тысяч таких и чтоб оные конечно неотменно поспели в Смоленск в половине апреля…»

В апреле того же года Петр требовал от Курбатова:

«Зело нужны, пошли в полки 60000 больших и 150000 малых гвоздей. 15000 малых буравов по образцам. 6000 больших буравов в перст. 150000 шил по образцу, или для поспешения такой величины гвоздей всадить в черенья вместо шил».

Докладывая Петру об исполнении его приказаний, Курбатов имел привычку похвалиться своей ревностной службой, припрашивая при этом какой-либо милости или поблажки служебной. Причем обращался к царю так: «Всемилостивейший Великий государь, в самодержавном повелительстве храбро премудрейший, преславный Царь и Великий Князь Петр Алексеевич!..» Подписывался же под своими цидулями: «Недостойный раб твой государев Алешка Курбатов».

В конце концов Курбатов добился еще раз повышения по службе: Петр произвел его в вице-губернаторы Архангелогородской губернии.

Это событие в жизни Курбатова двинский летописец отметил: «1711 г, июня 20 день, приплыл к городу Архангельскому господин вице-губернатор Алексей Александрович Курбатов на 7-ми судах на место Голицына…»

Курбатов принял от Голицына в управление необъятную Архангелогородскую губернию и нелегкие дела: кораблестроение, таможенные и прочие сборы в казну на военные расходы.

В те годы баженинская верфь на Двине в Вавчуге и верфь Соломбальская, соперничая и соревнуясь, усердствовали в выпуске торговых купецких кораблей. Стали ходить из Архангельска в заморские страны свои торговые суда с товаром, что было выгодно русским купцам.

Под раздутыми парусами, в поветерь, бороздили моря и океаны выходившие из Архангельска в те летние месяцы корабли с изысканными, весьма светскими названиями: «Золоченая мельница», «Молодая любовь», «Белый теленок», «Московский ездок» и другие. И как было не возрастать с каждым годом русскому флоту, торговому и военному? Где еще так дешево, в петровские времена, приходил к верфям лес, как у нас, в России? Бревно, толщиной поларшина в отрубе, стоило 5 или 7 копеек!..

А цена рабочей силы? Кузнецы, плотники, резчика, столяры и просто чернорабочие, способные выполнять всякую тяжелую, не требующую большого умения работу, направленные из Вологды, Устюга, Галича и Двинского уезда в Архангельск, работали в поденщину: кузнец получал от 6 до 9 копеек в день, плотник – 6 копеек; и только мастера – специалисты своего дела получали по воронежскому тарифу помесячно более высокую плату: корабельный мастер – 14 рублей в месяц, канатный – 15, парусный мастер, писарь и лекарь по 10 рублей… И то сказать: пуд муки в ту пору в Архангельске стоил 12 копеек. Скромное существование в рабочую пору было обеспечено.

Предместье Архангельска Кузнечиха потому и называется Кузнечихой, что здесь в петровские времена жили кузнецы, работавшие на строительстве торгового и военного флота. Соломбалу заселяли матросы, плотники, резчики и столяры – художники и мастера своего дела, присылаемые из Галича, Устюга и Соливычегодской. Работали не по часам, а от рассвета до потемок. Изнурителен труд в летнюю пору, когда не только в длинный день, но и в короткую белую ночь приходилось работать. Зато в зимнюю пору от безделья, безденежья и от лютых морозов работные люди разбегались кто куда. Бежали с казенной верфи, бежали от Баженина, если не в свои отдаленные от Архангельска деревни, то просто уходили кормиться на зиму подаянием христа ради или же искали приюта и прокорма до весенних дней за монастырскими оградами.

Под наблюдением Курбатова в Архангельске достраивались три больших военных корабля.

За поспешность в кораблестроении Петр обещал вице-губернатору Курбатову повышение в чинах. Курбатов старался не только преуспевать в угоду государю, но ради того, чтобы Петр не забыл о своем обещании, раболепски отвечая государю в витиеватой и деликатной форме, напоминал прямым намеком:

«Во оном же вашего величества письме означено мне ваше государево милосердие, ежели я во оном деле кораблей немедленно послужу, то чин обещанный мне дается, и сие в воле вашего милосердия. Аз же, последний раб ваш, не ради получения онаго чина радею вашего величества, в деле оных кораблей и во всяких по должности моей рабской, ведая ваше милосердие ко мне и завещание избранного божия сосуда, и не точию в сих трех кораблях желаю от души служить, но еще воля ваша и в тридцати, с ревностным и вседушевным сердцем, и оное мне дело паче других любезнейше, яко да буду причастником пользы всероссийския… И надеюся, яко силен бог, чрез начатый и в будущие лета строением простираемый сей Архангельского города флот, славнополезное государствию самодержавия вашего учинить…»