Константин Коничев - Петр Первый на Севере

30 августа 1721 года со Швецией был заключен Ништадтский мир. «Петр… завладел всем тем, что было абсолютно необходимо для естественного развития его страны», – писал К. Маркс.

В начале 1722 года Петр приехал в Преображенское и пребывал некоторое время там в своем царском дворце. Встречен он был москвичами с достойным блеском и торжеством. И, как свидетельствуют современники Петровы, государю-императору наиболее всего понравилась иллюминация около дома герцога Гольштинского, зятя Петра Первого. Искусные мастера изготовили к приезду императора художественную арку, освещенную разноцветными огнями. А по сторонам арки изобразили Ивана Грозного и Петра Первого. Под одним подпись гласила: «Начал», под другим: «Совершил».

Над вратами, в когтях двуглавого орла, щит с вензелем Петра. И тут же символические статуи, долженствующие означать характерные черты императора: бдение, разум, храбрость и правосудие. Кое-кому из москвичей не приглянулось сравнение Петра с грозным царем и слышался ропот:

– Да не всуе ли будет нашего государя, отца отечества, ставить рядом с жестоким и грозным царем? Справедливо ли сие изображение?

Забеспокоился было и герцог Гольштинский: а вдруг да не угодил его величеству? Во время проезда Петра герцог вышел его встречать; изъявив чувства любезности и преданности, выразил и извинение:

– Простите, ваше императорское величество, по причине поспешности и недостатка ваятелей и живописных дел мастеров, не смог я изобресть более лучшую и более достойную красоту ради вашей встречи. Помилуйте и рассудите, так ли совершено?

Петр обнял герцога и тогда изрек известные по писаниям слова:

«Сия выдумка и изображение суть наилучшие из всех, кои я во всей Москве видел. Ваша светлость представили на оной мои мысли. Сей государь, – указал Петр на изображение царя Ивана Грозного, – есть мой предшественник и образец. Я всегда представлял его себе образцом моего правления в гражданских и воинских делах, но не успел еще в том столь далеко, как он…»

В те дни, находясь в Москве, Петр уделял трудам многое время, а торжествам и утехам короткие часы.

Император учредил тогда в Москве полицию во главе с полицеймейстером, утвердил табель о рангах, разработал перечень обязанностей фискалов – государственных чиновников, осуществлявших контроль и надзор за деятельностью административных лиц, учредил должность генерального прокурора. Указал вести надзор за заповедными корабельными лесами, а за самовольную посечку тех лесов строго наказывать виновных: вырезать им ноздри и высылать на каторгу.

Игуменам и архимандритам монастырским повелел собирать летописи монастырские ради составления истории российской.

Кто-то из ученых мужей сказал Петру, что о России уже много написано за границей.

Петр, возражая ему, ответил:

– Могут ли они что-нибудь писать о нашей древней истории, когда мы об оной ничего еще сами не печатали? Может быть, они тем нас вызывают издать что-нибудь об оной лучше. Я знаю, что истинные древней России источники скрываются везде по нашему государству, а особливо в монастырях у монахов. Давно уже я думал сохранить оные от совершенной утраты и хорошему историографу подать случай написать истинную Российскую древнюю историю, но всегда находил в сем намерении препятствие.

Тогда же, совместно с искусным литератором Феофаном Прокоповичем, Петр создал знаменитый печатный труд, именуемый «Правда воли монаршей о наследнике державы своей». По сути это был теоретически и исторически обоснованный устав о наследовании престола.

После многих больших и малых дел в Преображенском Петр заболел. Участились припадки. Однако в постель он не лег, а поехал для поправки своего здоровья испробовать минеральные воды, открывшиеся на железных заводах в Малоярославском уезде. Заводы находились за девяносто верст от Москвы по Калужской дороге и принадлежали купцу Вернеру Миллеру. Испытав на себе минеральные воды, Петр не только осмотрел железоделательный завод, но собственноручно вытянул полосу железа в несколько пудов.

– Почем платишь с пуда? – спросил он заводчика Миллера.

– По алтыну, ваше величество.

– Будь любезен, уплати мне за труд. Я на эти деньги башмаки себе куплю.

Два мастера – датчанин Марселиус и голландец Акем, видевшие, как в поте лица старался Петр над вытягиванием железа и как он ловко работал при этом тяжелым молотом, сказали:

– Такому кузнецу можно и подороже заплатить…

Заводчик предложил по червонцу с пуда. Петр отказался:

– Заплати наравне с другими…

По возвращении в Преображенское, среди прочих бумаг Петр обратил внимание на сообщение с онежских заводов об изготовлении тысячи фузейных стволов из олонецкого железа и тысячи из, железа сибирского, и что требуется на стрельбах испытать, кое железо крепче и каких зарядов пороха те фузеи не выдерживают.

Петр решил без промедления поехать на Север к онежским заводам через Вологду и Кириллов-Белозерский. Передав все текущие дела кабинет-секретарю Макарову, Петр в сопровождении небольшой необходимой в попутных делах свиты зимним путем выехал из Москвы в Вологду.

Через каждые тридцать верст Петру и его свите подавались сменные быстроходные лошади. Их запрягали в открытые обычные сани с надежными оглоблями и завертками. Только для самого государя от Москвы до Заонежья был несменяемый обитый кожей возок со слюдовыми оконцами и двуглавым орлом на двернице.

Вологда, по тем временам, была городом немалым, «первостатейным», входившим в разряд городов, в которых насчитывалось свыше двух тысяч дворов. В подобных городах полагалось быть во главе управления одному президенту и четырем бурмистрам.

На трех вологодских посадах – Верхнем, Нижнем и в Заречье – находилось тогда изб и избушек около двух тысяч, горниц да светлиц около семисот. Светлиц, в отличие от городских изб с большими светлыми окнами, было всего только сорок, и построены они были иноземцами.

Еще с первых приездов в Вологду Петр облюбовал для своих остановок светлицу каменную на берегу Вологды, около церкви Федора Стратилата. Остановился он здесь и в этот приезд. Но тогда уже не было в живых ни старика, голландского купца Иогана Гутмана, ни его сына, а хозяйничала, продолжая торговое дело свекра и мужа, вдовствующая дородная, красивая лицом и не бедная умом Катерина Ивановна, дочь Форколина. У нее в светлице и остановился Петр.

Дорого, ограничено спешными делами царское время. Не мешкая у вдовы Гутманши, Петр сразу же отправился в собор отстоять молебствие с многолетием.

В келье епископа Петр пил рейнское за собственное здравие и за процветание купеческой Вологды.