Константин Коничев - Русский самородок. Повесть о Сытине

И только, когда мало-помалу стала проникать в деревню грамотность, появилось беспредельное поле деятельности для издателей-лубочников и поставщиков лубочной литературы – авторов, ютившихся в подворотнях, под Никольскими и Ильинскими воротами, где находились издатели-книгопродавцы. Эти «подворотные» авторы мало повинны в том, что они были такими. Всякому овощу свое время зарождения, созревания и отмирания.

Лубочная картинка существовала с давних, петровских времен и была первой ступенькой культуры для неграмотного народа. Лубочная книжка появилась в народе из рук издателей Никольского рынка и без помех здравствовала четверть века. Первой ее помехой стал «Посредник» и его создатели, русские писатели во главе с Львом Толстым, при благотворном сытинском участии. И тогда «подворотные» стали быстро исчезать. Но кто же они, эти прародители халтуры, жалкие жертвы своего времени, чьи «творения» поглощал первый русский грамотей?..

Вот появляется в лавке Сытина развязный подвыпивший «юморист» Мишка Евстигнеев, из бокового кармана торчит горлышко бутылки, из потайного – трубочкой свернутое произведение.

– Вот-с! Покупайте, Иван Дмитриевич, рассказец «Капризная жена», или вот еще «Нос в десять тысяч».

– Непонятно, Миша, что значит «Нос в десять тысяч»? Не беру, мне тут что-то новенькое обещал занести Пашка Кувшинов.

– Да что вы, господин Сытин! – начинает возмущаться Евстигнеев. – Да супротив меня Пашка Кувшинов тля! Пустозвон!.. Вы меня обижаете, Иван Дмитриевич. Берите «Капризную жену» за пятерку, и дело с концом! А то, что непонятен «Нос в десять тысяч», так ведь в этой неизвестности и кроется приманка для покупателя. Так вы и извольте понимать мой добрый умысел…

Склонившись через прилавок, чтобы не услышал кто другой, «юморист» нашептывает Сытину доверительно:

– А вы знаете, Иван Дмитриевич, Кувшинов что-то спер у Мельникова-Печерского. Обтяпал и дал название рассказу «Пещера в лесу, или Труп мертвеца», а на самом деле кто купит, прочтет, там ни трупа, ни пещеры, ни хрена нет. Одно мошенство!.. Учтите. Ну, ладно, если вам не надо моих трудов, то отнесу Маракуеву, хотя и тот что-то заноситься стал. Нос воротит. Эх вы, лубочники-посредники!..

Напротив сытинской типолитографии трактирчик Тарасова: чай подается с баранками, водка с огурцами и ржаным хлебом. Причем закуска к водке бесплатная в таком количестве, что посетитель выпьет шкалик и ради остатка закуски – не пропадать добру – просит повторить водочки. Хозяину то и надо.

Сюда частенько из своего заведения забегал Иван Дмитриевич; водкой он не баловал себя, а чайку запашистого цейлонского да с рассыпчатой сушкой мог стаканов полдюжины осилить.

Увидев издателя за чаем в благодушном настроении, из-за соседнего столика выходил плодовитейший «подворотный» писатель, некто Кассиров. Это известный делец Никольского книжного рынка. На нем затертый костюм, прикрытый безрукавным плащом с цепочкой-застежкой; пышный цветистый галстук отличает «писателя» от простых смертных завсегдатаев, болтающихся на старой площади у всех подворотен Китайгородской стены.

– Иван Дмитриевич, разрешите к вам пересесть, есть о чем поговорить. Вы не против?..

– Пожалуйста.

– Че-ло-век! – взывает Кассиров к официанту. – Перенесите мой заказ на этот столик…

Сытин налегает на чаек и хитро посматривает на «подворотного» автора.

– Честь имею предложить вам, Иван Дмитриевич, несколько полезных вещей. Есть готовые вполне и есть в мечтах некоторые. И вот, знаете ли, как моя мечта взыграла и воспылала, у меня надежда сочинить историческую повесть. Уже и заглавие есть: «Березы на стенах». И о чем бы вы думали? О татарских нашествиях на Москву, а тему подсказали действительно березы на Китайгородских и Кремлевских стенах…

– Эх, Кассиров, мы уж до того с вами дописались, что читатели скоро будут нас лупить березовыми розгами. Ужели вы думаете, что когда-то господину Загоскину достаточно было увидеть березы на стене и на этом основании сочинять исторические повествования?

– А я этого, Иван Дмитриевич, не думаю, да что вы, господь с вами. В нашем деле главное – заглавие. Попадет книжица подходящая, я ее поверну как хочу, и будьте здоровы…

Кассиров, рассуждая так с издателем, был по-своему прав. Сытин знал способы «подворотного» сочинителя Кассирова, как знал их и весь Никольский издательский рынок. Кассиров сам ничего не сочинял и не считал за грех брать любую книгу любого писателя, по своему усмотрению начинал ее перекраивать и вносить поправки, одним словом, обкрадывать: Тургенева – так Тургенева, Лермонтова – так и Лермонтова, а что касается сказок Андерсена – тут уж и сам бог велел ему трубить на свой лад. И среди «подворотных» Кассиров был не одинок. Такими же были популярные плагиаторы Потапов и Шмитановский – рифмоплеты. Они даже не пренебрегали древними былинами, переделывали их в грубые лубочные раешники. Но былины еще туда-сюда – достояние, так сказать, общенародное.

Но вот «подворотные» сочинители, набившие руку на всякой чепухе и чертовщине, решили приложить усердие не по разуму, взялись за классиков. Они полагали, что для неграмотной деревни серьезную литературу надобно упростить и в таком виде двинуть в народ. И они «двинули». И этот общий грех «подворотных» авторов разделили между собой все издатели Никольского рынка, в том числе, и не в последнюю очередь, Сытин.

Печатались, с точки зрения здравого смысла, уму непостижимые вещи: Илью Муромца, легендарного русского богатыря из древнекиевской Руси, перенесли в семнадцатый век и «двинули» в народ книгу под таким заглавием: «Илья Муромец и боярская дочь, или Русские в начале XVII века – во время черного года».

Больше всех писателей «подворотным» авторам приглянулся Николай Васильевич Гоголь. Видимо, сюжеты «страшных» гоголевских повестей оказались во вкусе и авторов и потребителей книжного рынка. Из гоголевского «Вия» деятели Никольского рынка на свой лад состряпали «доходчивую» для народа повесть «Страшная красавица». «Страшную месть» с легкостью необыкновенной перекроили и нарекли: «Страшный колдун, или Кровавое мщение». Как только не кромсали ретивые «подворотники» славного героя – Тараса Бульбу! Они превращали его и в «Разбойника Тараса Черномора». Выходил гоголевский изуродованный Тарас Бульба и под таким названием: «Приключение казацкого атамана Урвана». Но имя Тараса Бульбы становилось час от часу, день ото дня все более популярным среди читателей. Они спрашивали уже не «Атамана Урвана» и не «Тараса Черномора», а – подайте нам полного и настоящего «Тараса Бульбу». Один из издателей Никольского рынка Абрамов выпустил книгу «Тарас Бульба». К удивлению своему, читатель, в тексте не находит ни Тараса, ни других гоголевских типов. Вместо них там фигурируют Егор Урван и дети его Грицко, Борис и Марианна…