Виктор Заярский - Во имя отца и сына

Услуги, которые Врангель оказал армии, оправдали ожидания Антона Ивановича Деникина. С самого начала Врангель показал себя выдающимся кавалерийским начальником, который отлично разбирался в боевой обстановке, умел брать на себя ответственность, принимать решения на месте. Оценив в нем качества полководца – искусство маневра, порыв и энергию, – генерал Деникин, всецело доверяя Врангелю, с искренней радостью продвигал его по службе. Повышения следовали одно за другим с невероятной быстротой.

Высокого роста, на голову выше толпы, худой, поджарый, с зычным голосом, Врангель нравился войскам своей запоминающейся внешностью и манерой держаться. Он даже сумел подчинить себе своевольных и трудных людей вроде генерал-лейтенанта Виктора Леонидовича Покровского и генерал-лейтенанта А.Г. Шкуро.

С ростом роли всей Добровольческой армии юга России быстро росла в ней и роль барона генерал-лейтенанта Врангеля, как командира Кавказской Добровольческой армии, которого Кубанская Рада наградила Орденом Спасения Кубани 1-й степени.

Когда на фронте у белых сложилась аховская ситуация, хитроватый и чрезмерно нагловатый, самонадеянный кубанский казак Андрей Григорьевич Шкуро воспользовался этим и обратился в Кубанскую раду со своим ультимативным требованием, чтобы там не мешкали и немедленно присвоили ему воинское звание генерала. При этом Шкуро заявил, что он, казак, не гордый, и на всякий случай припугнул думцев, что в случае отказа удовлетворить его требования переметнется на сторону красных, где его уже якобы давно ждут с нетерпением. Думцы сначала заартачились, но тут же пошли на попятную и согласились с требованием Шкуро.

Спустя два года во время Гражданской войны в России распоясавшаяся «Волчья стая» в волчьих шапках, под командованием уже генерал-лейтенанта властолюбивого Шкуро А.Г. рыскала по ставропольской земле и громила красных на северном Кавказе. На хуторах и в станицах Ставрополья эта «Волчья стая» наводила ужас среди мирного населения своим крайним беспределом.

Генерал Врангель, как командующий Кавказской Добровольческой армией юга России, в своих донесениях постоянно докладывал своему непосредственному вышестоящему начальнику генералу Деникину А.И., что в районе Кисловодска ошивается волчья стая генерала Шкуро А.Г., которая занимается партизанщиной, грабит и убивает неугодных ему людей. Однако генерал Деникин А.И., зная старую неприязнь Врангеля к Шкуро, обшел это донесение молчанием, а Врангелю посоветовал пока воздержаться от крайних мер. В то время обстановка в белой Добровольческой армии не позволяла принимать крайних репрессивных мер. Несмотря на это генералу Деникину А.И. все-таки пришлось срочно отзвать генерала Шкуро А.Г. всвоё распоряжение потому, что при подготовке к решительному штурму Екатеринодара, где прочно засели красные, требовалось родкрепление.

Спустя месяца четыре после Брест-Литовского сепаратного перемирия, которое было подписано между Россией и австро-германцами в Бресте 15 декабря 1917 года, командир Кавнарского казачьего кавалерийского полка полковник Харлампий Фомич Стародубцев получил из Ставки Российской царской армии зашифрованную телеграмму от генерала царской армии Алексеева Михаила Васильевича, который во время Первой мировой войны фактически руководил всей русской армией. В этой телеграмме Кавнарскому кавалерийскому полку предписывалось не мешкая сняться со своих боевых позиций и немедленно направляться на Кубань для того, чтобы оказать там неоценимую ромощь белой Добровольческой армии под командованием генерала Деникина А.И.

Только месяца через три удалось, наконец, сбольшим трудом. организовать отправку Кавнарского казачьего кавалерийского полка. В тупике, на железной дороге в Барановичах, полковник Стародубцев наконец сумел погрузить своих кубанских казаков вместе с лошадьми и со всей их амуницией в поезд с теплушками и через Киев, Ростов в срочном порядке направился в сторону Екатеринодара. На вопросы любопытных однополчан отвечал скупо, что война с немцем для них закончена, и направляются они на родную Кубань в распоряжение Добровольческой армии Однако толком никто из кубанских казаков, кроме Стародубцева, не знал о существовании Добровольческой армии.

Поезд, на который был погружен Кавнарский казачий кавалерийский полк, досадно медленно телепался по железным дорогам. Начальники железнодорожных станций иногда отказывались выполнять распоряжения полковника Стародубцева. Тогда, по законам военного времени, ему приходилось применять силу и припегнуть к расстрелу саботажников. Случалось, что из-за всякого рода проволочек поезд по целым неделям, а иногда и больше, застревал на железнодорожных станциях и полустанках по каким-то непонятным трудно объяснимым причинам. Первые несколько недель казаки, от нудного безделья, азартно резались в карты. Потом, когда игра в карты надоела и пыл спал, то проклятая нудьга у многих казаков засела в душе и стала угнетать до отчаяния.

Ранним утром в конце мая 1918 года товарняк с казачьим полком остановился на глухом разъезде около кубанской станицы Платнировской. Затем заспанные, осунувшиеся от усталости и ожидания казаки по приказу командира начали нехотя выгружаться. Выскочил и Петр Корнеевич вместе с остальными казаками-сослуживцами на безлюдный перрон, с жадностью хватанул чистого пьянящего кубанского воздуха и только после этого огляделся вокруг своими скучающими глазами. Некоторые казаки опередили его и уже дымом своих цыгарок принялись коптить и без того неприветливо-пасмурное небо.

Сзади Петра Корнеевича один казак вдруг сказанул крамольные слова:

– Видать, што кому война, а кому и мать родна!

– Ты, умник доморощенный, закрой свой паганый рот, – приструнил егос виду строгий казак, оказавшийся рядом с ним, и прибавил, – иначе я тебе закрою твое хлебало своим кулаком.

Тут, откуда не возьмись к компании Петра Корнеевича, которая кучковалась возле своего вагона и разминалась, подскочил коротконогий, низкорослый и невзрачный казачишка. Этот невмеру суетливый и никогда неунывающий казачек сделал артистичный выпад вперед и несколько раз заразительно прихлопнул в ладоши, вроде бы тем самым вызывал Петра Корнеевича сплясать «Наурскую». После того, как этот острый на язык казачек, который считался в полку, как доморощунный стихоплет, лихо притопнул то одной, то другой своей кривой ногой, вроде бы собираясь пуститься в пляс, но передуал. На минуту приостановился он, с задором подмигнул Петру Корнеевичу, и до безобразия гнусавым голосочком, но без чувства злорадства, вдруг развеселым голочком пропел:

– Самолет летел колеса терлися, нас неждали здеся, а мы приперлися!