Валерий Поволяев - Царский угодник

Вряд ли просвещенные политики Запада знали о том, что в России есть неграмотный куражливый любитель лаковых сапог, который может так сильно влиять на политику, а он был, Распутин, и не считаться с ним было нельзя. Первыми это поняли французы, посол этой страны, знаменитый потомок византийской аристократической фамилии, из которой вышло несколько императоров, блестящий интеллектуал Морис Палеолог <���см. Комментарии, Стр. 53. Палеолог Морис…> посвятил Распутину в своей книге целую главу.

Надо заметить, что Россия в четырнадцатом году имела самую большую в мире сухопутную армию, и президент Франции Пуанкаре <���см. Комментарии, Стр. 53. Пуанкаре Раймон…> , личным другом которого являлся Палеолог, делал все, чтобы к Франции вернулись территории, отнятые у нее в 1870 году Германией, – Эльзас и Лотарингая. Но без войны, мирным путем отнять эти земли он не мог и войну начинать без России он тоже не мог.

Монахиня пронеслась мимо трибун так резво, что сидящих обдало тугим, попахивающим конским потом ветром, а с какой-то чересчур восторженной дамочки сорвало платок. Старая кобыла не позволила себя обогнать, она выложилась в скачке целиком, снарядом пересекла финишную черту и, когда жокей Новиков, окорачивая ее, попробовал поднять на дыбы, зашаталась и от усталости чуть не рухнула на землю.

– Вот старая кляча! – выругался Распутин.

– Вы чего, Григорий Ефимович? – обеспокоилась Лебедева.

– Есть еще в России колбаса, – громко сказал Распутин, – ему захотелось, чтобы его услышал господин в соломенной шляпе, – не всю еще съели. И матерьял для консервов имеется.

– Будете играть снова?

– Нет, не буду, – твердо произнес Распутин, – но и выигранные деньги брать не хочется.

– Так не берите.

– А что это изменит? Дело не в деньгах, а в самом выигрыше, в факте, в том, что два раза подряд на мою долю выпал выигрыш. А к чему он мне? – Распутин поднял плечи и развел руками. – Плохо это!

Распутин встал и начал пробираться к выходу. Лебедева, подобрав длинную шелковую юбку, пошла следом. С неохотою поднялась и старуха Головина

– Это так же плохо, как кошка, перебегающая дорогу, – сказал Распутин, первым садясь в автомобиль. – Тьфу!

Газета «Биржевые ведомости» на следующий день дала сообщение, что Распутин с тремя дамами посетил ипподром, – репортер, который опубликовал новость, увеличил распутинское окружение на одно лицо.

Деньги из кассы ипподрома «старец» все-таки забрал – не в них было дело, да потом Распутин, как всякий русский мужик, умел считать и справедливо полагал, что без копейки не бывает рубля.

Епископ Феофан стал первым покровителем Распутина в Петербурге – неказистый сибирский мужичок, пешком пришедший в столицу, обладал образной речью, умел складно и занятно мыслить – голова на плечах у него, судя по всему, имелась, и хватка была хорошая, и епископ, человек увлекающийся, доверчивый, решил поддержать Распутина – ему не хотелось, чтобы Распутин растворился и исчез в блестящем Санкт-Петербурге, как тысячи других приезжих: всякая столица обладает способностью съедать людей.

На периферии, где-нибудь в губернии, человек почти всегда бывает заметен, он на виду, а приехав в столицу, исчезает, будто пористая таблетка в стакане с водой, – остаются лишь пузыри, муть, и больше ничего. Сколько таких людей исчезло – не перечесть.

Но Распутин не потерялся. Более того – он стал своим человеком в царской семье. И наследнику мог помогать только он, больше никто. Рос Алексей настолько хворым и слабым, что часто не мог спать, – не хватало сил даже на сон, – стонал. Врачи только разводили руками, расписываясь в собственной слабости. А вот Распутин в слабости не расписывался, он научился снимать у наследника боль даже по телефону. Точно так же по телефону он насылал на него сон.

Однажды Распутин позвонил во дворец и сказал, чтобы царевича ни в коем случае не пускали в залу, где тот любил проводить время. Над предупреждением Распутина посмеялись, но тем не менее царевича в залу не пустили. Через час после звонка в зале сорвалась с крюка и рухнула на пол многопудовая люстра, проломила паркет и изрябила стены крошкой.

После этого члены царской семьи, особенно Александра Федоровна, поверили в ясновидение Распутина. «Старец» обладал гипнотическими способностями, имел крепкую волю и хорошие мужицкие мозги, был экстрасенсом – вне всякого сомнения – но ни в коем разе не являл собой нечто сверхъестественное. Он был обычным, хитрым, крепким, жилистым чалдоном – сибирским мужиком, выходцем из религиозной секты хлыстов <���см. Комментарии, Стр. 55…секты хлыстов > . Хлысты – особая категория сектантов, считавшая, что в каждого из них поселена душа Христа и поэтому всякий хлыст – это Христос, сошедший на землю, способный отпускать грехи и облегчать страдания, значит, все, что ни будет делать хлыст, освящено самим Христом.

В архивах сохранились донесения так называемых «гороховых пальто», филеров, ведущих наружное наблюдение. Звали филеров «гороховыми пальто» за казенную одежду, а может, и за то, что полицейское управление находилось на Гороховой улице, недалеко от дома Распутина, – за одинаковые сюртуки, пальто и котелки, которые поставляли им, как военную форму, по реестру. Надо заметить, что летучий филерский отряд, подчинявшийся непосредственно жандармскому управлению, был одним из самых сильных в Европе: филеры работали уверенно, четко и редко упускали человека, за которым наблюдали.

Каждый филерский наряд состоял из трех человек – извозчика, имевшего пролетку с сильной, хорошо накормленной лошадью, и двух топтунов – пеших сыщиков. Работали в две смены – утреннюю и вечернюю, но, судя по наблюдению за Распутиным, иногда прихватывали и ночную – он не раз засиживался в гостях до четырех-пяти часов утра.

Разработки велись подробно, с пристрастием, хотя инструкций о том, как работал летучий филерский отряд, не сохранилось – сгорели с большей частью архива Департамента полиции.

С ипподрома Распутин отбыл расстроенный. Лебедева вначале ехала с ним в одном экипаже, потом пересела на извозчика с куцей, на двух пассажиров, тележкой. Рядом с ней привычно пристроилась Агриппина Федоровна. Лебедева довезла Агриппину до дома, побыла у нее минут пять, потом остановила мотор – красный, с латунным радиатором «руссо-балт» – и на нем поехала к себе.

Распутин прибыл домой один, раздраженный, усталый, с красными пятнами, ярко рдеющими у него на лице. Оттолкнул оказавшуюся на дороге Ангелину Лапшинскую – плотную женщину с пухлым простоватым лицом, работавшую у него секретарем, – иногда Распутин держал у себя двух секретарей, но сейчас обходился одной Лапшинской, – спросил уже из своей комнаты: