Борис Деревенский - Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде

– Совершенно верно.

– Я – та, которая привезла вам пакет.

Депутат слегка повёл рукой, приглашая её пройти в столовую комнату, дверь куда была приоткрыта и откуда доносились взрослые и детские голоса, но Мария не двинулась с места.

– Мы можем поговорить тет-а-тет?

Понимающе кивнув, он открыл дверь в небольшое боковое помещение, судя по обстановке, – рабочий кабинет. Там они расположились на мягких стульях возле мраморного камина.

– Чем могу служить? – осведомился хозяин.

– Вы прочли письмо Барбару? – спросила гостья в свою очередь. Дюперре протянул руку к камину, взял пакет и распечатал его. Во время чтения письма посетительница хранила молчание.

– Очень любопытно, – молвил депутат, помахивая бумагой. – Как я понимаю, вы состоите в дружеских отношениях с Барбару, и он вас весьма ценит.

– Я знакома со многими представителями, укрывшимися в Кане. – заметила Мария.

– Укрывшимися в Кане… В предыдущем письме Барбару сообщал, что в город съезжаются посланцы нескольких департаментов и что затевается нечто необыкновенное.

Гостья ответила так, словно была штабным офицером и зачитывала последнее донесение:

– В Кане учреждён Центральный комитет департаментов, которые не подчиняются Горе. Готовится армия для похода на Париж, во главе которой стоит генерал Вимпфен. Передовые части уже выступили из Эврё.

– Выступили из Эврё… Очень хорошо, – произнёс Дюперре с улыбкой, хотя он вовсе не был уверен, что это хорошие новости. – Как поживают мои коллеги-депутаты?

– Мне известно, что Барбару, Петион, Лесаж и ещё кто-то собирались идти вместе с армией. Сейчас они, должно быть, уже в походе.

– Уже в походе… – повторил хозяин ещё более неуверенно (у него была манера повторять последние слова собеседника, в чём многие видели особый приём, рассчитанный на то, чтобы потянуть время и обдумать свой ответ). – Стало быть, начинается большая заваруха…

Тут Дюперре придал своему лицу серьёзное выражение:

– Вы уже знаете о том, что Комитет общественного спасения предложил объявить ваших друзей вне закона? (Так, с «моих коллег» он плавно перешёл на «ваших друзей»).

– Нет, – сказала Мария. – Я не читала газет с тех пор, как покинула Кан.

После этого депутат взял с камина вчерашний номер «Национальной газеты», как назывался теперь «Монитор», и положил его перед гостьей:

– Вот: подчёркнутое мною место.

Это был конец доклада Сен-Жюста о бриссотинцах, сделанного в Конвенте 8 июля:

Комитет общественного спасения полагает, что во имя справедливости вам следует одобрить следующие положения:

1. Национальный Конвент объявляет изменниками Отечества Бюзо, Барбару, Горса, Ланжюине и всех тех, которые уклонились от выполнения декрета, принятого против них 2 июня сего года.

2. Есть основание выдвинуть обвинение против Жансонне, Гюаде, Верньо, Биротто, уличённых в сообщничестве с заговорщиками.

3. Национальный Конвент вернёт в своё лоно Бертрана и других арестованных, которые более обмануты, нежели виновны.

– Так-то вот, добрая гражданка, – поднял палец Дюперре, когда Мария пробежала глазами подчёркнутые строки. – Надеюсь, вы понимаете, что теперь имена Барбару и Петиона вам следует произносить только в узком кругу доверенных лиц, да и то шёпотом.

– И что же? – подняла она вопросительный взгляд. – По этому докладу уже принят декрет?

– Пока нет. Но скоро примут. Читайте дальше.

Далее следовала реплика Лежандра: « “Предлагаю отпечатать этот доклад в листовках и раздать каждому из членов Конвента”. Это предложение принимается ».

– На самом деле было так, – пояснил Дюперре, лично присутствовавший в тот день в Собрании. – Сен-Жюст назвал имена Бюзо, Барбару, Горса и Ланжюине, потом запнулся и сказал: «и остальные». В зале поднялся ропот: что значит «остальные»? Сен-Жюст признался: «Я не знаю имён всех предателей, которые бежали из Парижа». Тогда кто-то из наших крикнул ему: «Пойди, справься у Марата». Хохот стоял неописуемый…

– Да, это смешно, – произнесла Мария бесстрастно. – Впрочем, я приехала сюда по другому делу.

Дюперре увидел, что гостья повернулась и смотрит на распечатанный пакет.

– По другому делу… Ах, вы об этом! Барбару пишет о каких-то бумагах, лежащих в министерстве внутренних дел.

– Верно, – кивнула Мария. – Это дело моей подруги, Александрины Форбен. Ныне эмигрантки.

– О чём, собственно говоря, идёт речь?

– О восстановлении отменённой пенсии. Для этого нужно получить её бумаги из министерства, отправленные туда полгода назад.

Дюперре вздохнул и откинулся на спинку стула:

– Бумаги из министерства… Боюсь, что это дело невозможно в той инстанции, о которой вы говорите. Наше министерство внутренних дел – невыносимо бюрократическое заведение. Вы будете ходить месяц, три, полгода, но ничего не добьётесь. Это при Ролане там ещё что-то шевелилось. Но как пришёл Гара, всё замерло точно в египетской гробнице. Вряд ли даже вас примут.

– Но они примут вас, – парировала Корде.

– Меня?

– Ну, да! Вы же депутат, представитель народа. Вас не посмеют не принять. Скажите, вы знакомы с министром? С этим, – как его? – с Гара?

Дюперре встрепенулся:

– Это Барбару вам сказал, что я с ним знаком?

– Он лишь заметил, что у вас обширные связи в правительстве.

– Обширные связи… Барбару явно преувеличивает. Но вы правы: с Гара я действительно знаком. Он даже как-то обедал у меня.

– Отлично! Не сочтите за труд сопровождать меня к нему на приём.

– Сопровождать? Когда? – опешил депутат.

– Завтра вы зайдёте за мной, и мы вместе отправимся к министру. Дюперре поднялся со стула и сделал несколько шагов по комнате. Он поймал себя на мысли, что ему трудно смотреть гостье в глаза. От неё исходила какая-то необычайно сильная энергия. Эдакая нормандская Медея. От её напора он сбивался и терял нить разговора.

Только став сбоку от гостьи, он смог разглядеть её как следует. На вид самая обычная дамочка. Лет двадцать с небольшим. Тоненький звонкий голосок, почти как у его старшей дочери Аделаиды. От чего же он стушевался? Ведь он вдвое старше её!

– Да, вместе идти, конечно, приятнее, – молвил депутат, делая лёгкий поклон. – Но, простите, я не знаю, где вы остановились.

– В гостинице «Провиданс». Вот, возьмите.

Мария протянула гостиничный проспект, который она получила в бюро дилижансов.

– А как вас зовут?

На это она вынула из сумочки карандаш и написала на проспекте одно слово: «Корде».

Пока Дюперре читал её фамилию и отпечатанный адрес гостиницы, Мария уже стояла у двери. Беседа длилась всего шесть минут. Оторванный от обеда хозяин квартиры, понятно, не собирался особенно разглагольствовать с нежданной визитёршей. Но чтобы разговор оказался настолько короток!.. Озадаченный и сбитый с толку, он неуверенно двинулся следом за гостьей в прихожую, затем на лестничную площадку и только там успел промолвить: