Георгий Андреевский - Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930–1940-е годы

Бывалые преступники тоже времени не теряли: грабили магазины, прежде всего ювелирные. Один бандит пытался вывезти на детской коляске два чемодана с бриллиантами и золотом. Его задержали чекисты, уж больно подозрительной показалась им физиономия уголовника в сочетании с детской коляской.

Но некоторым уголовникам в те дни все-таки повезло. Стрелки военизированной охраны Капотнинского ОЛП (отдельного лагерного пункта) бросили эшелон, в котором везли заключенных, и разошлись по домам.

А вот заключенным, которые сами пытались бежать, пришлось плохо. 17 октября постояльцы Измайловского ОЛП пешком отправились в Ногинск, куда и прибыли через день. Здесь они взбунтовались и попытались бежать. Начальник лагерного пункта Шафир приказал охране стрелять в зэков. Во время стрельбы пуля случайно угодила в живот стрелку Громову. Убитых зэков закопали, а Громова Шафир поручил отвезти в госпиталь другим стрелкам охраны: Фомичеву и Мосенкову. Фомичев, кстати, был шофером и управлял единственной полуторкой лагерного пункта. В фургоне ее находилось все имущество данного заведения, в том числе железный ящик с шестьюдесятью пятью тысячами рублей, а также оружие.

Фомичев и Мосенков отвезли Громова в госпиталь, а потом заехали в какую-то деревню, попросили топор, вскрыли железный ящик и забрали из него деньги. Машину бросили, прихватив, помимо денег, винтовку и наган. Деньги уложили в сумки от противогазов и вернулись в Москву. Здесь, на чердаке одного из домов родного лагпункта поделили деньги, спрятали оружие и разошлись. Фомичев купил себе сапоги за тысячу рублей, кожаные брюки и куртку, а также часы, которые, впрочем, скоро разбил и отдал за бутылку водки. Мосенков купил кожаное пальто-реглан у какого-то мужика около Казанского вокзала за три тысячи двести рублей и приобрел в скупочном магазине костюм за шестьсот семьдесят рублей. Остальные деньги они раздали родственникам, любовницам, проели и пропили.

Как ни плохо было в то время стране и как ни заняты были люди, искать Фомичева и Мосенкова все-таки стали. Служившим с ними Бухарину и Бобылеву было поручено найти обоих мерзавцев и доставить в лагпункт живыми или мертвыми.

И вот 8 ноября Бухарин с Бобылевым ехали в трамвае № 22 от Семеновской площади к Центру. Один следил за правой стороной улицы, другой – за левой. На остановке Медовый переулок Бухарин увидел Мосенкова. Тот, как ни в чем не бывало, шел по городу в своем новом кожаном пальто, из-под которого зеленели приобретенные в скупке клеши. Волнение Бухарина передалось какими-то неизвестными путями Мосенкову, он обернулся, и их взгляды встретились. Когда Бухарин и Бобылев выскочили из трамвая, Мосенкова на улице уже не было. Тогда они пошли в ту сторону, в какую он шел, и в толпе на Семеновской площади его задержали. 10 ноября был задержан и Фомичев. Обоих трибунал приговорил к расстрелу.

К лицам, совершавшим нетяжкие преступления и способным держать винтовку, трибунал применял пункт 2-й примечания к статье 28-й Уголовного кодекса, позволяющий отсрочить исполнение приговора до окончания военных действий, а осужденного направить в действующую армию. В приговоре по делу Родичева Алексея Павловича, отставшего от части и возвратившегося в Москву, это выглядело так: «… Назначить Родичеву по статье 193-7 „г“ УК РСФСР (дезертирство) наказание в виде десяти лет лишения свободы… Исполнение приговора отсрочить до окончания военных действий. Направить Родичева в ряды действующей Красной армии. В случае проявления себя Родичевым в действующей Красной армии стойким защитником Союза ССР предоставить ходатайство перед судом военно-начальствующему составу об освобождении Родичева от отбытия наказания или применения к нему более мягкой меры наказания».

На стезю правонарушений сумасшедшая жизнь того времени, как было уже сказано, толкала не только представителей пролетариата, но и «руководящих» работников.

Когда 16 октября 1941 года в Москве началась паника, они побросали свои должности, забыли про свои обязанности и пустились наутек. Их тоже хватали, судили и сажали.

Управляющий трестом местной промышленности Коминтерновского района Москвы Маслов и директор обувной фабрики этого треста Хачикьян оставили на произвол судьбы свои предприятия и попытались удрать из Москвы, но на вокзале их задержали и дали по десять лет. Директор продовольственной базы треста «Мосгастроном» Антонов и его заместитель Дементьев 16 октября разрешили своим подчиненным брать хранящиеся на базе продукты бесплатно, сами запаслись колбасой, маслом и сахаром, забрали из кассы шесть тысяч рублей и уехали. Их поймали и тоже дали по десять лет. Раздали продукты своим подчиненным и посторонним лицам руководитель Кировского райпищеторга Степанов и управляющий межреспубликанской конторой «Главзаготснаб» Ровинский. Даже работники ателье при Управлении делами ЦК ВКП(б) не выдержали и, похитив из кассы ателье семнадцать тысяч рублей, разбежались. Их поймали и дали каждому «по десятке».

О чем думали, покидая столицу, Маслов, Хачикьян, Антонов, Дементьев, Гусев, Ровинский? Может быть, о том, как спасти свою шкуру, а может быть, о том, что вот придут немцы, все сожгут, разграбят, и кто тогда будет проверять, куда делись деньги, продукты, вещи? А возможно, они считали, что сделали полезное дело: и врагу ничего не оставили, и людям помогли. В те дни лозунг «Ни пяди родной земли врагу не отдадим» устарел. Действовал новый: «Ничего врагу не оставим!»

Во время войны правильные решения вообще принимать очень трудно, а расплачиваться за них еще трудней. В качестве примера можно привести такой случай. Произошел он в конце октября – начале ноября 1941 года. На железнодорожной станции Валдай Октябрьской железной дороги скопилось восемь эшелонов с эвакуированными гражданами. Как-то днем в небе над ними появился немецкий самолет. Люди испугались бомбежки и побежали в лес. Увидев это, начальник станции приказал всем вернуться в вагоны. Люди послушались. Вскоре налетели бомбардировщики и стали станцию бомбить и расстреливать людей из пулеметов. Можно себе представить ту ужасную картину, которая последовала за бомбежкой. Сколько трупов, крови, человеческого мяса осталось на том месте, где только что стояли эшелоны с мирными людьми!

Не удивительно, что после случившегося один красноармеец арестовал начальника станции, а другой просто убил его. А ведь начальник с позиции мирного времени принял правильное решение. Он, наверное, думал о том, чтобы люди не разбежались, а то вдруг путь откроют, а их нет. Ищи их потом по лесу, собирай.

Да, в той обстановке преступлением могло обернуться даже доброе дело. Это познал на своей шкуре и начальник одного из московских гаражей с «поэтической» фамилией Огурчиков. 16 октября он приказал шоферам брать машины и вывозить на них из Москвы свои семьи. Шоферы первым делом выпили, и один из них, Хомутов, врезался на своем грузовике вместе с семьей и домашней утварью в трамвайную мачту. Автомашина, мачта и мечта о тихой семейной жизни в эвакуации оказались разбитыми. Хомутов получил три года, а Огурчиков – пять.