Юлия Гнатюк - Игорь. Корень Рода

Время шло, солнце уже давно перекатилось за полдень, а никто не возвращался. Воины-итильцы ни на какие вопросы киян не отвечали. Наконец, показались переговорщики. Жидовина с ними не было. Вид воеводы и темников был суров, вернее не просто суров, а злобен. Русские и нурманские ругательства вперемешку то и дело слетали с уст разгневанного Фарлафа.

– Что стряслось? – помрачнел князь.

– Проклятый Мойша, появится в Киеве, собственными руками задушу, – прорычал воевода, а потом добавил. – Каган требует не четверть, и даже не треть добычи, как обещал сей жидовинский лис, а половину от всего нами добытого! И нужно до вечера сообщить решение, – закончил он вконец раздосадовано, – итильская охрана не разрешает оставаться на ночь, – либо вечером проходим через посты, либо надо возвращаться к Переволоку…

Все, и князь в том числе, на какое-то время приуныли.

– Ладно, не возвращаться же назад с пустыми руками, – молвил, наконец, Игорь, перекрывая злой ропот военачальников, – половина, значит половина. Иди, воевода и реки, что мы согласны.

Через хазарский Итиль проходили сторожко, держа оружие наготове. И снова хазары ничем не выдали своей враждебности, кроме недобрых взглядов, которыми провожали вооружённых русов.

Гроза глядел то на предвечернюю воду, то поглядывал на идущие следом лодии, особенно на те небольшие, в которых плыли его изведыватели. Воды великой Ра-реки уже смешались с солёными водами Хвалисского моря. Позади остался хазарский Итиль и напряжение, которое испытали воины игоревой дружины, проходя через сей град, но всё обошлось, хотя теперь они по возвращении должны отдать Кагану половину добычи.

Сотник изведывательской сотни, приданной в личное распоряжение князя, глядел на воду и старался разобраться в неясных сомнениях и тревогах, что помимо воли роились в его голове. Вода журчит за кормой, и мысли так же смешиваются и текут, подобно морским струям.

Даже не заметил, как пролетели последние семь лет с тех пор, как он нежданно-негаданно для себя стал изведывателем князя Ольга. Пережил трудные и опасные походы, где тело, мысль и душа свиваются воедино, как тетива лука, и так же звенят от напряжения в час опасности. Пожалуй, это были лучшие годы. Жизнь после потери любимых людей – суженой Звениславы и брата Калинки, ставшая похожей больше на существование, вдруг превратилась в осмысленную и трудную борьбу за родную Таврику и за единую Великую Русь. Он крепко сдружился со многими отчаянными и такими же не ведающими иной цели соратниками. Знойное лето сменялось студёной зимой, а цветущая весна осенними дождями и распутицей, пролетая в заботах тайных воинов, как короткие дни.

Всё изменилось после ухода князя Ольга Вещего. Игорь не очень жалует Тайную службу, изведывателей ни разу к себе не призвал. Они какое-то время находились как бы сами по себе, пока их не взял под свою руку воевода Олег-младший. Но князь Игорь тем был явно недоволен, может, опасался, что Олег станет слишком силён? Да и варяги с нурманами, которые при князе Игоре стали иметь большое влияние, рекли князю, что всё решает добрая битва, а коли языка ворожьего понадобится взять, так они не хуже на то способны, нежели сии непонятно чем занимающиеся бездельники, что зовутся изведывателями. В конце концов, служба была распущена, якобы за ненадобностью, а при воеводе Олеге осталась изведывательская сотня, в обязанности которой входила обычная разведка при движении дружины, обнаружение засад и разъездов противника, а также доставка языка. Огнеяр рёк, что и его, Грозу, Олег-младший отстоял только потому, что в службе Тайной Гроза не так давно, да и всё одно не он, так другой будет во главе дозорной сотни. Ещё из прежних десятник Хорь остался, тот и вовсе не успел в изведывателях князя Олега походить, о нём и разговора не было. От таких изменений недобро было на душе у Грозы.

– Сотник, – вырвал из задумчивости Грозу один из его воинов, – лодьи к берегу повернули, на ночёвку.

– Добре, как выйдем на твердь, сразу дозоры выставить и местность вокруг осмотреть, – распорядился Гроза.

Когда стан уже затих, и только дозорные стерегли его сон на высотках и холмах, Гроза бросил наземь две бараньих шкуры и улёгся на них. Теперь можно до полуночной проверки постов спокойно поспать, на таком ложе ни змея, ни ядовитый паук или скорпион не осмелятся потревожить, это Гроза знал ещё с пастушьих времён. Но сон не шёл, снова не давали заснуть мысли и глубоко затаённая неясная тревога.

Когда он услышал от Руяра про дальний поход, то, как всегда, встрепенулось сердце. Видно, не умерла ещё робкая надежда, что удастся узнать что-то о дорогих ему людях. Сколько раз он их вспоминал и думал: живы ли? И перед всяким дальним походом ярче разгоралась в душе надежда.

Как и полагается у изведывателей, сразу принялся выяснять всё, что мог, о местах, где предстоит побывать, народах, там живущих, их обычаях, еде, одежде. Поговорил с теперь уже бывшими изведывателями, с купцами знакомыми и охоронцами, что в тех краях бывали. Многое узнал и многое понял. Сейчас самое время всё это уложить в голове в связную цепочку, ведь уже завтра будем проходить Семендер, а там Дербент, дальше на полудне Джуржан или Гурген, смотря на каком из местных языков произносить название града. Прибрежный город Гурген более всего знаменит своими коврами. По-армянски «горг» как раз и означает ковёр. Однако название Гургенское море получило от одноименной реки – Гурген, что означает на тюркском «малая вода», оттого что в засушливые годы река высыхает, не доходя до моря.

Итак, Гурен, потом Рей, Казвин. От Гургена купцы по суше достигают Багдада. Дербент, Шерван, подчинены Халифату. Купцы сказывали, что ещё лет двадцать – тридцать тому у русов в Гургене и Рее уже были свои торговые поселения. Остров Абаскун – крупный порт. – Надо всё это сейчас вспомнить, – Гроза прикрыл очи и принялся расслаблять тело, чтобы скорее заснуть. – Завтра будет новый походный день. Добре, что идём освобождать своих братьев, давно то сделать надо было. Плохо только, что пока хазар не можем, как следует, взгреть, ведь кто тех людей захватил и в рабство чужестранное продал, как Звениславу с Калинкой? – с этими думами изведыватель заснул коротким, глубоким и одновременно чутким сном.

Когда грозное двадцатитысячное войско русов на больших и малых лодьях с бортами, уставленными боевыми щитами, появлялось возле очередного приморского града, страх охватывал непривычных к такому зрелищу жителей. Вперёд выходил кто-либо из воевод и толмач. Разговор был прост и краток.

– Выпускайте наших славянских рабов и платите откуп за то, что живы останетесь. Ежели признаем сей откуп достаточным, то не тронем вашего града, если не согласны, будет битва, и тогда каждый из вас получит либо смерть, либо участь рабскую.