Артур Григорян - Первый Апокриф

И всё же, всё же… В памяти опять всплывает заплаканное лицо мамы, Мириам 81 81 Мириам (ивр.) – Мария, мать Иисуса. , которая одна, потеряв мужа такой молодой, подняла всех нас – весь выводок детей; которую я всегда привык воспринимать такой сильной, волевой и решительной, спокойной и рассудительной, вдруг в одночасье ставшей заплаканной, маленькой и жалкой, когда вдруг по сети морщин вокруг глаз и припорошённым сединой вискам замечаешь, как же она постарела. Именно эти тихие слёзы уже смирившейся с неизбежной потерей пожилой женщины чуть было не заставили меня передумать, плюнуть на всё и остаться. Ничто так не обезоруживает нас, как слёзы матери.

Мама, мама, любимый мой человечек. Почему я не в силах осушить солёные капельки на твоих глазах? Похоже, ты пропустила момент, когда твой маленький, любимый Иешу стал взрослым, способным и готовым решать свою судьбу – и вдруг оказалось, что он её видит совсем другой, чем, как тебе казалось, для его же пользы видела ты. И теперь стоишь, растерянная и жалкая, бессильная что-либо изменить; и именно в этот момент своей беспомощности обретаешь надо мной ту власть, которую бы не смогла получить никаким другим образом. Если бы ты знала цену собственных слёз, мама! Ты собираешь мою котомку в дорогу, роняя их и даже не замечая; но каждая, словно раскалённый сплав, обжигает меня. Чувствую свою вину за них, понимаю, что именно я и моё решение стали причиной этой маленькой драмы – такой маленькой в масштабах одной лишь семьи, но такой большой, просто вселенской для нас обоих. Прячу глаза, не в силах смотреть; к горлу подкатывает волна неприязни к самому себе, и я стараюсь как можно быстрее оставить всё это позади – весь мучительный ритуал проводов, скребущий щербатым лезвием по неспокойной совести.

И вот уже на пороге, вот напоследок, имитируя безмятежность, обнимаю мать, братьев, сестёр, закидываю котомку за плечи и, не оглядываясь, боясь, что предательские слёзы и у меня брызнут из глаз, удаляюсь по пыльной дороге. Лишь один раз, уже у развилки, за которой, как я знал, наш дом должен был скрыться из глаз, не выдержал и оглянулся. Наш старый, серый дом с облупившимися стенами в тени платанов, змеящаяся пыльная дорога и маленький силуэт матери, всё ещё стоявшей на пороге, не сводившей глаз с моей удаляющейся фигуры – эта картина всё так же свежа в памяти; как оказалось, на всю отмеренную мне жизнь.

Голос Элиэзера, что-то продолжавшего увлечённо рассказывать, вернул меня вновь на склон Тавора. Я взглянул на довольно высоко поднявшееся над горизонтом светило. Пора, пора! Несмотря на все переживания и сомнения, обратной дороги для меня нет. Так быстрее, вперёд, пересечь этот невидимый рубеж, точку невозврата, чтобы и мысли не посещали о подобной возможности. Я засобирался в дорогу, складывая котомку.

– Что ж, Элиэзер Бен-Шимон, друг мой! Спасибо тебе за компанию, за интересные и правдивые истории, – я не особо старался скрыть иронию, – лехитраот 82 82 Лехитраот (ивр.) – до свиданья. . Даст Бог, ещё увидимся. Привет старому Ицхаку!

– Ну, бывай с Богом, – вновь напустив на себя важность, степенно пробасил паренёк.

Оставив пастушка со своими подопечными, я решительно повернулся спиной к призывно пестревшему внизу Нацрату и, преодолевая соблазн оглянуться, двинулся на юг.

За несколько дней пути я оставил за спиной плодородную долину Эмек Харод 83 83 Эмек Харод – долина реки Харод, берущей своё начало у северо-западного подножия горы Гильбоа. и, перевалив за кряж Гильбоа 84 84 Гильбоа – горный хребет в Изреэльской долине. Хребет простирается с востока на запад и расположен к западу от реки Иордан. Является самой северо-восточной частью Самарии и южной границей Изреэльской долины. , вступил в Шомрон – чужой и незнакомый; всё дальше отдаляясь от Ха-Галиля. С каждым днем всё реже и тише звучали миноры в душе, отодвинутые весёлой авантюрностью моего анабасиса 85 85 Анабасис – длительный поход по незнакомой территории. «Анабасис Кира» – сочинение Ксенофонта, описывающее историю похода греков в составе войска Кира Младшего на Вавилон против его брата, персидского царя Артаксеркса II, и отступление в отечество после битвы при Кунаксе греческих наёмников под начальством Ксенофонта. Это одно из самых популярных сочинений классической древности. .

Ещё немного пыльных дорог Шомрона, парочка лунных, цикадноголосых ночей – и передо мной Йарден, главная река Эрец-Исраэля 86 86 Эрец-Исраэль (ивр.) – буквально «Земля Израиля»; название страны – родины еврейского народа. . Хотя даже здесь, в среднем своем течении, он не идёт ни в какое сравнение с Ханилусом 87 87 Ханилус (ивр.) – Нил, главная река Египта. – великой рекой Мицраима 88 88 Эрец-Мицраим (ивр.) – буквально Земля Египта. , который мне довелось увидеть ещё отроком. Как не согласуется высокопарная торжественность легенд и преданий с уютной, домашней картиной, открывающейся взору! Берега Йардена густо зеленеют свежей листвой деревьев и высокой травой, подступающей к самой воде. В их тени он медленно и торжественно несёт свои воды на юг, к Ям-Амелаху 89 89 Ям-Амелах (ивр.) – Мёртвое море – солёное озеро между Израилем и Иорданией. , задумчиво отражая в своём зеленоватом зеркале склонившиеся ветви. Самый берег здесь болотистый, и дорога тянется вдоль реки на некотором отдалении, позволяя любоваться сменяющимися пасторальными этюдами, не замочив ног. Йарден, застенчиво кокетничая, красуется передо мной, разворачивая пейзаж за пейзажем, и каждый претендует на звание живописнейшего из всего, что я видел, ровно до момента, когда за очередной петлёй он не преподнесёт следующий шедевр.

Река Йарден.

Всё ближе цель моего путешествия; вот уже дорога свернула влево, к реке, по ту сторону которой лежит Бейт-Абара 90 90 Бейт-Абара – Вифарра, где, согласно традиции, произошло крещение Иисуса Иоанном Крестителем. Расположение Вифарры не определено. С XVI века им считается место, где сейчас находится монастырь Святого Иоанна, в километре от современной Бейт-Авары, примерно в 10 км восточнее Иерихона. – деревушка на излучине Йардена, в окрестностях которой, по дошедшим до меня слухам, и располагалась община Йоханана Ха-Матбиля.

Сойдя с дороги около приземистого моста, раскинувшегося в несколько пролётов меж берегами, я спустился к реке, чтобы перевести дух и обмыть усталые ноги. Словно ждавший моего появления соловей, прячущийся в прибрежных зарослях, свистнул пару раз, прочистив горло, и рассыпался витиеватой трелью. Интересно, как он встретит меня? Попробую представить.