Мосэ Хонели - Амирандареджаниани

Если же пожелаешь, о царь, узнать все, что хранит моя память о воспитателе моем, то пришли человека, которому смог бы я поведать, пока немощь старческая не лишила меня этой последней утехи". И хотел Саварсимисдзе тут же начать свой рассказ, но посланцы царя ответствовали, что велено им только послание передать.

И доставили они ответ старца царю своему.

Прочел то письмо царь Абесалом и велел двум вельможам снарядить паланкин на верблюдах и отправиться за старцем с посланием новым. А в послании том говорилось: "Ежели по воле всевышнего ты дожил до нынешнего дня, то не может случиться, чтобы не узрели тебя наши очи царские. Посылаю к тебе двух вельмож – Джаунара и Омара и с ними паланкин для того, чтобы ты не испытывал в пути никаких неудобств. И да будет тому свидетелем бог, что нет лучшего лекарства от старческих недугов, чем находиться в пути".

Доставили Саварсимисдзе Джаунар и Омар послание царя, подали паланкин и, усадив в него старца, повезли его в царство индийское.

Несказанно обрадовался царь Абесалом встрече с гостем знатным и воскликнул: "Большое счастье принес ты сердцу моему, Саварсимисдзе! Да возрадуется и твое сердце, ибо встречаем мы тебя, как родного отца, когда же пожелаешь вернуться к себе, проводим тебя с почестями и славой". Затем, обратившись к своим придворным, царь продолжал: "О господи! Ничего мудреного, что такой достойный человек творил добрые дела!" Ответили ему вельможи в один голос: "Живи, о царь, вечно! Никогда еще не видали глаза наши столь достойного человека, а каким же должен был быть его господин?! " Прослезился растроганный подобными речами Саварсимисдзе и молвил: "Ах, что сказал бы ты, о царь, узрев господина моего, если уж я, несчастный старец, удостоился таких похвал!" Много дней пробыл Саварсимисдзе во дворце, вкушая сладость покоя и почестей. Что ни день, то новыми подарками радовал его царь Абесалом. И однажды царь сказал своему гостю: "Я очень жажду услышать повесть о повелителе твоем и о вас, вассалах его, но до сих пор не решался о том сказать, видя тебя уставшим. Ныне же прошу, начни свой рассказ долгожданный".

Ответил царю Саварсимисдзе: "Живи, о царь, вечно! Я стар и не смогу говорить долго… – Помолчав немного, гость продолжал: – Повествование о деяниях повелителя моего и других рыцарей составит двенадцать глав и может продлиться целый год, но так долго я не смогу говорить". Потом добавил: "С самого отрочества я был свидетелем деяний Амирана Дареджанисдзе, и ныне прошу вас сказать о каком из его деяний рассказывать раньше? Начать ли с того дома с изображениями Амирана Дареджанисдзе и его вассалов Бадри Иаманисдзе и Носара из Нисры, что довелось вам увидеть в пустынном поле?" Царь молвил: "Поведай мне о деяниях трех этих героев". И ответил ему старец: "То, что желаешь ты услышать, о царь премудрый, – есть середина сказа, и с этого я начну…"

Живи вечно, о царь царей! Да возвеличит бог друзей твоих и да посрамит недругов.

И пусть усладится слух твой этим рассказом.

Охотились мы однажды и увидели леопарда, схватившего серну. Долго не мог отвести от них взгляда Амиран Дареджанисдзе. И тогда мы заметили едущего к нам на вороном коне человека в черном одеянии. Лицо и десница его тоже были черные.

Соскочив с коня, незнакомец приблизился и низко поклонился. Взглянув на него, Амиран Дареджанисдзе проникся жалостью и сказал нам: "Горе-то какое! Что могло приключиться с этим человеком?" И обратился к нему с вопросом: "Кто, мол, ты и по ком носишь траур?" Тот ответил! "Повесть моя очень длинная. Когда закончится охота и вы отдохнете, я вам все поведаю".

Заспешил Амиран Дареджанисдзе домой, и мы вернулись с ним. После трапезы, отпустив гостей, велел он позвать того человека и, усадив его возле себя, спросил: "Что стряслось с тобой, по ком ты скорбишь?" "По моему господину", – сквозь слезы сказал незнакомец. "Умер он, что ли?" – спросил Амиран. "Нет! С ним случилось несчастье", – последовал ответ. Велел ему тогда Дареджанисдэе рассказать, какое несчастье постигло его господина.

И начал тот человек так:

"Повелитель мой Бадри Иаманисдзе – славнейший витязь. На перечислить всех деяний его, ибо повесть затянется и может наскучить. Скажу вкратце. Когда возмужал он, не было никого, кто мог бы сразиться с ним. Если доходила молва о каком-либо прославленном витязе, он отправлялся к нему, состязался с ним и возвращался неизменно с победой.

И вскоре уже никто не решался помериться с ним силою, – не было на свете ему равного. По той причине овладела им печаль, и не стал он ни охотиться, ни участвовать в пиршествах. Озабоченные этим горожане спрашивали друг друга, что случилось с Бадри Иаманисдзе, почему он такой грустный.

Я был постельничим у своего господина и ночью бодрствовал у дверей его опочивальни. Однажды подошел ко мне некий старик араб и спросил: "Скажи-ка, о чем загрустил Бадри Иаманисдзе?" Я объяснил. "Стоит из-за этого горевать?! – удивился старик. – Клянусь, найду я ему такого богатыря, что если он вздумает с ним сразиться, то проклянут день рождения своего и он, и тот, кто решится помочь ему".

И поспешил я доложить господину об услышанном. Обрадовался Бадри Иаманисдзе, торопливо встал и велел позвать того человека. Я ввел старика в покои.

"Скажи, есть ли такой человек, который не уступал бы мне в силе?" – спросил его Бадри. "Есть!" – последовал ответ. "Кто же он?" – осведомился мой господин. И тогда сказал старик: "Отправьтесь на поиски царевны морей, и вы встретите в пути не одного, а много витязей, весьма опасных в бою. Дорога же туда ведет такая, что не каждому пожелаешь вступить на нее". Спросил Бадри Иаманисдзе: "А кто может провести этой дорогою?" "Ее лишь немного знаю я", – ответил старик.

И тогда велел господин мой вынести одеяние для старика и одеть его. А сам подозвал верного витязя своего Индо-Чабуки, того, что подобен льву, и рассказал ему про все, что было перед этим.

Клянусь вами, на следующий же день мы выступили, взяв проводником старика араба.

Ехали пятнадцать дней и очутились на одной вершине, откуда открывался вид на огромное поле. Указав на него, наш проводник сказал: "Дальше я не поеду!

Спуститесь, перейдите поле, и вы встретите тех, кого ищете, Я же буду ждать вас здесь пятнадцать дней, и если за это время вы не вернетесь, – уйду во свояси".

Возмутился Индо-Чабуки и, пригрозив старику, сказал: "Клянусь всевышним и славой моего господина, я отрубил бы тебе голову, если б не страх перед гневом божьим.

Как ты осмелился сперва обнадежить властелина, а затем бросить его в пути?" Тот начал что-то городить.

Усмехнулся Иаманисдзе и сказал, обращаясь к Индо-Чабуки: "Умерь свой гнев, Индо!