Вениамин Ковалев - Цитадель Люцифера. Том II

«Старик окончательно спятил», – ахнул в Белом доме президент США Линдон Джонсон, которому принесли присланную из посольства в Париже депешу с отчетом о пресс-конференции де Голля. Американцы, разрывавшиеся между войной во Вьетнаме и проблемами в Карибском бассейне, надеялись, что антидолларовая риторика французского лидера останется только словами. Разве не он сам говорил: «Политик до такой степени не принимает на веру свои слова, что всегда удивляется, когда другие понимают его буквально»? Но на этот раз все складывалось иначе. Генерал, откровенно тосковавший по имперскому прошлому Франции, готовился к «золотому Аустерлицу».

Само время подгоняло его. Шарлю де Голлю скоро должно было исполниться семьдесят пять. Он не сомневался, что в декабре 1965 года французы переизберут его на целых семь лет, впервые – прямым всеобщим голосованием. Ни один президент Франции никогда не имел таких широких полномочий, как он, подогнавший конституцию под свой немалый рост. Позднее генерал скажет: «Когда я хотел узнать, что думает Франция, я спрашивал самого себя». Но это будет потом, уже в отрыве от власти. А сейчас ему надо было решительно воспользоваться этой беспредельной властью, чтобы отвоевать Франции место под экономическим солнцем. Золотая лихорадка.

Жозеф Кайо, бывший министром финансов одного из кабинетов Жоржа Клемансо, как-то рассказал де Голлю анекдот:

На аукционе «Друо» в Париже была выставлена на продажу картина Рафаэля. Араб, чтобы приобрести шедевр, предложил нефть, русский – золото, а американец, набивая цену, выкладывает за Рафаэля кипу стодолларовых банкнот и приобретает шедевр з а 10 тысяч долларов . «В чем же тут трюк?» – удивился де Голль. « А в том, – ответил экс-министр, прошедший за свою бурную жизнь и тюрьму, и славу, – что американец купил Рафаэля… за три доллара. Стоимость бумаги, на которой напечатана одна стодолларовая банкнота, – всего три цента». Три цента! — Лишь формально золотых…

Доля Вашингтона, желавшего единолично контролировать мировой валютный рынок, была продиктована всем странам в годы Второй мировой войны. Разработка схемы глобальной валютной системы была начата англо-американскими экспертами в апреле 1943 года. Мировая война была в разгаре. Между тем экономическая сторона всемирной бойни, по сути, сводилась к потоку золота, текущему по программам ленд-лиза в американские закрома. За поставки оружия, машин, металлов и продуктов питания Великобритании, СССР и другим участникам антигитлеровской коалиции приходилось платить Америке золотом, поскольку в условиях войны обычные купюры не стоили практически ничего.

Вот несколько цифр. В 1938 году золотой запас США составлял 13 000 тонн . В 1945-м – 17 700 тонн . А в 1949-м – 21 800 тонн . Абсолютный рекорд! 70 процентов всех мировых золотых резервов той поры. Соответственно именно доллар стал эквивалентом драгоценного металла, только в отношении этой валюты в полной мере действовал золотой стандарт. К 1944 году англичане и австралийцы полностью исчерпали свои золотые резервы. Лишь Сталин продолжал отсылать в сейфы Форт-Нокса золото, намытое на приисках Магадана и Колымы. И так продолжалось аж до семидесятых годов, когда СССР выплатил Вашингтону последние долги по ленд-лизу. Выплатил, повторим, исключительно золотом.

Де Голль с его «слоновьей памятью» – выражение самого генерала – владел этой информацией. Из секретного доклада известных экономистов Робера Триффена и Жака Рюэффа, подготовленного в 1959 году, генерал знал и о том, что вынужденное участие Франции в так называемом Золотом пуле разоряет ее. Эта международная структура, созданная под эгидой Федерального резервного банка Нью-Йорка из центральных банков семи западноевропейских стран, в том числе и Франции, действовала через Английский банк. Она не только поддерживала в интересах Вашингтона мировые цены на золото на уровне 35 долларов за унцию (в унции чуть больше 31 грамма), но и торговала золотом, отчитываясь каждый месяц перед американскими финансовыми властями о проделанной работе. Если приходилось увеличивать объем реализованного металла, участники пула возвращали американцам золото из своих запасов. Если же пул больше покупал, чем продавал, разница делилась в унизительном соотношении: половина отходила американцам, половина – всем остальным. Из нее французам доставалось только 9 процентов. Эксперты доложили де Голлю, что ущерб от деятельности Золотого пула, причиненный европейцам, превысил 3 миллиарда долларов.

Естественно, генерал не мог смириться с «золотым статус-кво», юридически оформленным на Бреттон-Вудской конференции ООН в 1944 году. Не устраивал его и устав Международного валютного фонда (МВФ), скроенный по американским лекалам. «Невозможно править при помощи «но», – приговаривал де Голль. Доллар в качестве навязанного эквивалента золота и был для него этим противным, раздражающим «но». Более так продолжаться не могло: «Пока западные страны Старого Света находятся в подчинении у Нового Света, Европа не может стать европейской…» И человек, лучше любого другого на свете умевший говорить «Нет!» нацистам и коммунистам, коллаборационистам и союзникам, начальникам и подчиненным, отправился в «крестовый поход» на Форт-Нокс.

В 1965 году де Голль официально предложил своему американскому коллеге Линдону Джонсону обменять на золото полтора миллиарда наличных долларов из французских госрезервов: «Неужто американская валюта обратима ровно до той поры, пока не потребуют ее обратимости?» Вашингтон напомнил, что подобная акция Франции может быть расценена Штатами как недружественная – со всеми вытекающими последствиями. «Политика слишком серьезное дело, чтобы доверять его политикам», – парировал генерал и объявил о выходе Франции из военной организации НАТО.

В дальнейшем с американцами общались в основном парижские финансовые специалисты. «Все формальности соблюдены. Представитель Банка Франции готов сейчас же предъявить ровно половину названной суммы казначейству США. Деньги доставлены», – гласила пришедшая в Вашингтон официальная депеша из Парижа. Обмен согласно правилам Золотого пула мог производиться только в одном месте – американском казначействе. В трюме первого французского «денежного» парохода ждали выгрузки 750 миллионов долларов. При обменном курсе в 1,1 грамма золота за доллар бегство от американской валюты получалось для Парижа весьма результативным. 825 тонн желтого металла – это не шутки. А на подходе был и второй пароход с такой же суммой на борту. И это было только начало. К концу 1965 года из 5,5 миллиарда долларов французских золотовалютных резервов в долларах оставалось не более 800 миллионов.