ВЛАДИМИР КАЗАНЦЕВ - Вологжанин

–Мы с отцом в Сибирь с Вологды пришли, вот и Вологжанин.

–Так ты всю Сибирь прошагал? – спросил потрясенный Лосев.

–Ага, – кивнул Иван, – с огольцов, поменьше Васьки был. Сначала до Мангазеи добрались, а потом везде соболевали. Только когда отца медведь заломал, я в Баргузине остановился. Дарью выкупил, она в работницах у купца жила, крестил, женился. Теперь другую долю с сыном поищем.

В воеводской избе после плотного обеда в горнице сидели и беседовали нерчинский воевода Власов и Бейтон. На столе стояли кувшин вина и чарки. В горницу через рамы, где кусочки слюды были забраны в замысловатые железные переплеты, струился неяркий солнечный свет. Воевода Иван Остафьевич делился мыслями, Умный, образованный, хозяйственный, Власов недаром был послан воеводой в самые восточные владения Московского царства. Он считался опытным и решительным руководителем и администратором и укреплял русское влияние, где военными действиями, где дипломатией. Иван Остафьевич предпринимал все возможные меры для укрепления Албазина, форпоста русских на Амуре. Сейчас он хотел услышать мнение Бейтона, о котором слышал много хорошего. Больше тридцати лет назад Бейтон приехал в Москву из Пруссии, крестился, женился. Служил Афанасий Иванович в полках иноземного строя и с поручика дослужился до подполковника. Участвовал в сражениях русско-польской войны 1654-1667 гг. Затем Бейтона отправили в Томск, где он успешно оберегал границы от набегов джунгарских ханов. За время службы Афанасий Иванович проявил себя храбрым и опытным командиром.

–Положение трудное. В Албазине воеводой Толбузин Алексей Илларионович. Дела местные хорошо знает, его отец в Нерчинске воеводой сидел. Сам мужик деятельный, Албазин укрепил, только людей у него мало: вместе с промышленниками и крестьянами – чуть больше трехсот. Сейчас сидит в осаде, просто так не сдастся. Я двадцать второго июня весть получил. Богдойцев – тысяч пять. Бусы свои выше Албазина поставили, однако отряд на помощь я отправил. Ушло сто служивых с двумя пушками да тремя затинными пищалями на одиннадцати стругах. Лишь бы пробились.

–Вестей ждать надо, Иван Остафьевич, разведчиков послать. Потом мне с отрядом плыть.

–Не торопись. Недавно у меня тунгусы с ясаком были и сообщили, что в городе Науне армия богдойская стоит в девять тысяч человек, собирается на Нерчинск Я в Телембинский острог приказчику Лоншакову письмо отправил. Приказал железо плавить, наконечники пик и копий ковать. Предписал жить с опасением. Кроме богдойцев и монголы, и тунгусы немирные напасть могут. Что с твоим отрядом делать будем, пока не знаю. Надо Албазину помочь, нужно Нерчинск отстоять.

–Без разведки все равно не обойдемся.

–Хорошо. Подождем вестей, а пока пододвигайся,– хозяин взял в руки кувшин с вином.

Десятого июля в Нерчинск с Толбузиным пришли опаленные порохом, измученные, албазинцы. Многие пришли босиком, в изодранных портах и рубахах. У кого в Нерчинске не было близких, полезли в кабалу: брали деньги в долг под большие проценты. Власов и Бейтон слушали рассказ отмытого в бане Алексея Толбузина об осаде Албазина. Так же, как вчера, на столе стояли кувшин с вином и серебряные чарки.

– Началось с весны, – говорил Алексей, – Сначала на мельницу в марте напали. Я с заимок в острог всех перевел. Наступило тепло – опять все собрались, гадали – что делать. Решили землю возле Албазина вспахать и засеять. Хлеба уродились хорошие, а когда поля заколосились, два промышленника, ранее плененных, «лист» принесли от богдыхана. Царство им небесное, – перекрестился Толбузин, – оба в осаде погибли. Лист на трех языках: русском, польском и богдойском. Наверное, иезуиты составляли. Написано: «Уходите из Албазина, воинские люди идут на вас на ста бусах». К середине июня нагрянули: на лодках четыре тысячи пехоты с припасами, да тысяча всадников. У них сорок пять пушек, а у меня только три. Острог я укрепил: жители ров углубили, «чеснок» поставили. Богдойцы высадились, вокруг Албазина насыпали земляные валы, на них пушки поставили. Начали обстреливать. Много пушек было тяжелых, так ядра стены насквозь пробивали. Наши отстреливались, да пушку разбили. Закидали нас огненными стрелами. Горело все: дома, церковь, хлебные амбары. Обстреливали три дня. К нам на плотах жители с верхних деревень плыли. Их тоже расстреляли из пушек, кого в плен взяли, кто в тайгу убежал. Бусы богдойцы поставили выше острога, чтобы весть в Нерчинск не смогли мы подать, да помощь перехватить. На десятый день пошли на штурм. Пытались приступные премудрости подтащить. Подтягивали повозки со щитами, войлоком обитые, несли лестницы с когтями, снаряды подрывные длиной аршинов в двадцать, а толщиной те мешки с оглоблю. Отбили мы приступ, побили многих. «Чеснок» подойти мешал, повозки во рву застряли, а снаряды подрывные стрельбой из самопалов взрывали. Отошли богдойцы, но потом острожные стены обложили дровами и хворостом и подожгли. Ко мне отец Сергий с жителями пришел, взмолились, что переговоры надобно вести и в Нерчинск уходить. Поднял я белый флаг, отправил посольство. Я сразу наказал: «Албазин сдадим, но никаких пленных. Всех пропустить в Нерчинск». Богдойцы согласились, но поставили условие, чтобы уходили с пустыми руками, даже скотину с собой не гнали. Наутро нас всех к начальным людям пригласили. Ласковы к нам были. Кафтаны, сапоги, платья расшитые разложили, предлагали на службу к ним перейти. Десятка два согласились. Уходили мы двумя отрядами, – если одной дорогой идти, то можно было голодной смертью помереть. Сто двадцать человек я отпустил в Якутск. Выше устья Аргуни Анцифера Кондратьева с отрядом встретили, что нам на помощь шли. Оставили там дозор и в Нерчинск двинулись. До Аргуни за нами богдойцы на бусах плыли, а Стенька Верхотуров с изменниками – толмачами ихними нам вдогонку кричали: «И под Нерчинском мы с теми бусами будем!» Обидно,– Толбузин замолчал, потом встал со скамьи и поклонился Власову в пояс: –Челобитье прими от меня и моих людишек, Иван Остафьевич. Просят люди отпустить их в хлебные места – все голы, босы. Я сам в кабалу на сто рублей подписался. Одна рубаха на мне оставалась.

–Сядь, Алексей Илларионович, не торопись. На Удинск через Камень не пущу. Народу тут мало. У нас теперь сил воинских прибавилось. Афанасий Иванович с полтысячи привел с тремя пушками, – кивнул он на Бейтона, – все с огненным боем. Давайте думать, что дальше делать будем.

–Охотников кликнуть надобно, пусть до Албазина спустятся, разузнают, что и как, – подал голос Бейтон.

–То, верно, – согласился воевода.

–Проводников из албазинцев и нерчинцев взять моих, чтобы места знали.

–Завтра клич бросим, – подвел итог Власов.