Евгений Федоров - Каменный Пояс. Книга 3. Хозяин каменных гор. Том 1

– Грабителя нашли во мне, окаянные! Батюшка, Николай Никитич, скажи им, балбесам, что невиновен я. Век у Демидовых жил, и ни одной пушинки не пристало! – не унимался Филатка.

– Молчи, ворюга! – выкрикнул управитель конторы и показал на чугунный шкаф. – Оглядел и вижу, – печатка долой. И ни шкатулки, ни самоцветов!

– Дело ясное, господин! – откашливаясь, встал из-за стола полицейский пристав и, не сводя глаз с Демидова, отрапортовал: – Доказуемо! Сей плут найден хмельным в комнате. Несомненно, он в шкафу хозяйничал. Драгоценности, господин, растаяли, яко дым! Кто в сем виноват? Ясно, сей пьянчуга и хват!

– Слышали? – со слезами выкрикнул дьячок. – Ни ухом ни слухом не ведаю. Одна беда, хмельным забрел в горницу и проспал тут. А кто и что, не ведаю. Батюшка, прикажи освободить. Избавь от позора!

Демидову стало жалко истерзанного дядьку. Худенькое острое лицо Филатки, с косыми глазками, просяще уставилось на хозяина. Однако Николай Никитич строго и надменно сказал:

– Не понимаю, кто же тогда вор?

Всегда веселый и легкомысленный, хозяин показался дьячку вдруг грубым и злым.

– Уж не ты ли, Данилов, похитил шкатулку? Да, кстати, ведь и ключи у тебя хранятся! – с легкой усмешкой продолжал Демидов.

Глаза Данилова испуганно забегали, он торопливо перекрестился.

– Что вы, господин! Убей меня бог! Да разве ж я смею царскую печать ломать? Да разве ж я хоть на крошку хозяйского добра позарился?

Пристав грубо-наставническим тоном перебил:

– Господа, не будем спорить! Вопрос ясен. Вот вор, берите его! – приказал он будочникам.

– Кормилец, батюшка, не дай на поругание и погибель! – снова заголосил Филатка.

Демидов с холодно-брезгливым лицом оттолкнул его.

– Поди прочь! Не пристало мне, столбовому дворянину, покрывать татей!

Он повернулся и пошел прочь. Филатка внезапно выпрямился, дернулся, веревки впились в тело. Глаза его налились жгучей ненавистью.

– Худая душа! Кровососы! Сами грабят, а других чернят. Стой, стой! – прокричал он вслед Николаю Никитичу, отбиваясь от побоев будочников. – Все равно не смолчу я. Невиновен, истин бог, невиновен! Братцы, за что же бьете! Братцы!

Он упал и забился в припадке.

Демидов угрюмо прошел в свои комнаты, свалился в кресло и, протягивая ноги, выкрикнул камердинеру:

– Разоблачай! Сон валит!

Он сладко зевнул, потянулся. В душе его не проснулось ни чувства сожаления, ни справедливости. В очищение своей совести он хмуро про себя рассудил:

«Неужели мне самому срамиться из-за ларца? Дьячку и каторга впору, а столбовому дворянину – не с руки! Да и кто поверит холопу?..»

– Эй, ты, окаянный, не сопи! – прикрикнул он на камердинера. – Живей раздевай!

Из-за деревьев, раскачивавшихся за окном, брызнул скупой солнечный луч. Слуга, старательно и осторожно раздевая барина, подумал:

«Все люди как люди! А наш трутень ночь кобелем бегает, а днем при солнышке дрыхнет…»

В последний день пребывания в Санкт-Петербурге Демидов снова неожиданно встретил прелестницу. Она сходила по широкой лестнице вниз. Поймав его обиженный взгляд, она на мгновение задержалась и прошептала:

– Ради всего святого, не сердитесь! Мы не можем встречаться… князь и муж… Могут быть неприятности… Пожалейте меня и себя… Ах, какая сегодня чудесная погода!

С невозмутимым видом она улыбнулась и унеслась, как пушистое, легкое облачко.

«Авантюристка!» – зло подумал Демидов, но все же ему стало жаль расставаться с нею.

В приемной его встретил Энгельгардт. Он сидел, опустив голову на ладони, задумчивый и печальный.

– О чем закручинились? – окликнул его Николай Никитич.

– Ах, Демидов, беда! Сия авантюристка добралась-таки до светлейшего, и теперь он без ума от прелестницы. Поостерегитесь, милый!

– А я и не думал вступать с нею в связь! – стараясь сохранить спокойствие, сказал адъютант.

– Ну вот и чудесно! Теперь я спокоен за вас. Я так и знал, что вы благоразумный офицер! – Он с горячностью схватил руку Демидова и крепко пожал ее.

Демидовский обоз приготовился к отправке. На обширном дворе громоздились фуры, экипажи, ржали кони – шла обычная суета перед дальней дорогой. Управитель Данилов обошел и самолично пересмотрел все: ощупал бабки коней, проверил подковы, узлы, ящики. Все было в порядке. Подле него ходил новый дядька, приставленный к молодому потемкинскому адъютанту. Рядом с Даниловым дядька Орелка казался богатырем с широкой грудью, с большими цепкими руками. С виду холоп походил на безгрешную душу: тихий, молчаливый, с невинным простодушным взглядом. Но кто он был на самом деле, трудно сказать. Орелка вел трезвую жизнь и старательно избегал женщин. Это и понравилось Данилову. Испытывая нового дядьку, управитель с лукавым умыслом укорил его:

– Гляжу на тебя, мужик ты приметный. Бабы, как мухи на мед, липнут. Отчего гонишь их прочь?

– Баба – бес! Во всяком подлом деле непременно ищи бабу! – потемнев, отрезал Орелка.

– Это ты верно! – согласился Данилов. – Но ты, мил друг, помни, что в человеке дьявол силен. Ой, как силен! – прищурив глаза, Данилов с удовольствием оглядел могучую, сильную фигуру Орелки.

– Так что же, что силен дьявол! Умей свою кровь угомонить! Ты, Павел Данилович, про женский род мне не говори! Знаю.

В жизни Орелки многое казалось темным управителю санкт-петербургской демидовской конторы. Признался Орелка в том, что он беглый, а откуда и почему сбежал – один Бог знает. Догадывался Данилов, что не от добра сбег барский холоп к Демидовым и что непременно в этом деле замешана женщина. То, что Орелка сторонился женщин, понравилось управителю. «Стойкий перед соблазном человек, убережет и хозяина своего от блуда!» – рассудил Данилов и посоветовал дядьке:

– Смотри, береги демидовского наследника, тщись о его здоровье, а баб от него гони в три шеи! Гони, родимый!

Скупой и прижимистый Данилов не пожалел хозяйского добра: он обрядил Орелку в новый кафтан, выдал крепкие сапоги и наградил чистым бельем.

– В баню почаще ходи! Чист и опрятен за барином доглядывай. Помни, что он есть адъютант самого светлейшего!

– Не извольте беспокоиться, Павел Данилович! – пообещал слуга.

Он и в самом деле оказался чистоплотным и рачительным слугой. Орелка пересмотрел гардероб хозяина, вытряс, вычислил одежду и бережно уложил в сундуки.

Демидову он понравился своей статностью и силой.

– Песни поешь? – с улыбкой спросил его адъютант.

– Пою! Только про горе больше пою! – признался Орелка.

– Почему про горе? – полюбопытствовал хозяин.

– Известно почему, – нехотя отозвался дядька. – Земля наша большая, всего, кажется, человеку вдоволь, а между людей – разливанное горе! Отчего так, господин?