Александр Припутнев - Открывая глаза

– Вы, всё-таки так ловко ускользаете от ответа, – с дружеской улыбкой заметил Пол, но Хованьский этого не оценил; вперив в него гневный взгляд, однако только на мгновение, профессор так же весело ответил: – Скрывать мне нечего, мистер Гудвин, приходите к нам и вы сами всё увидите и узнаете.

– Не хочу вас огорчать, мистер Хованьский, но я откажусь. Не вижу себя в лаборатории, вашей или какой-либо другой. Я всегда хотел лечить людей, а не придумывать способы лечения или… немного заниматься химией… Это не для меня.

Уговаривать профессор не стал. Трудно было понять реакцию этого человека в тот момент, но Полу отчетливо показалось, что после его слов преподаватель мгновенно потерял к нему интерес. Он лишь секунду изучающе посмотрел на парня, затем просто отвернулся и, занявшись копанием в груде разбросанных бумаг, сухо завершил их разговор: – Ну что ж, выбирать вам. А теперь мне нужно заняться делами.

Гудвин, ничего не ответив, вышел из лаборатории, недоумевая, что могло вызвать такое переменчивое поведение профессора по отношению к нему. После этого разговора Хованьский принял окончательную сторону в общении с Полом. Не то, чтобы он стал к нему плохо относиться, это произошло немного позже, поначалу преподаватель перестал замечать отказавшего ему студента, хотя тому было наплевать на это обстоятельство, равно как и на работу в лаборатории.

Учеба затягивала, Пол узнавал о школе всё больше и больше. Не стремясь попасть в круги сплетен, он, тем не менее, слышал от своих сокурсников рассказы о преподавателях и конкретно Хованьском, который был сущим ужасом на экзаменах и аттестациях. Причиной тому, как говорили, была его безумная любовь к своему единственному сыну, Сариту, которого профессор чуть ли не боготворил и готов был сделать всё, чтобы его отпрыск стал первым студентом потока. А Сарит был ни к чему не способным молодым человеком, все стремления которого сводились к прогулкам с молоденькими девушками, поэтому отцу приходилось тянуть его силой к получению образования, решая за него задания и постоянно создавая ауру всезнающего студента вокруг своего сына. Пол и сам это стал замечать, но не придавал такому факту никакого значения, будучи уверенным в том, что истинные знания всегда будут стоять на первом месте и ему нечего опасаться преподавателя и его сына. Мнение своё он изменил очень скоро, когда сразу по нескольким предметам у него были снижены баллы, и преподаватели не смогли внятно объяснить ему причины своих решений, когда по просьбе Хованьского Гудвин провел два дня в городской библиотеке, а, вернувшись, узнал, что пропустил лекции известных европейских врачей, которые совершали поездки по стране с целью обмена опытом, когда две контрольные работы Пола были подтасованы, и в них были найдены несуществующие ошибки. Но даже после этого Хованьский не собирался останавливаться.

– Но как же так! Вы не правы! – размахивая бумагами перед лицом Хованьского, выкрикивал Пол в не себя от злости после одной из лекций. Медики, сидевшие позади Гудвина, молча ждали развязки событий. – Я неделю сидел в библиотеке и кропотливо собирал информацию об этой болезни, перечитав сотни страниц, а вы мне говорите, что я сделал ошибку. Ошибку могли сделать те, кто написал эти книги, и я думаю, только потому, что не обладали достаточной информацией.

– Мистер Гудвин, – решительно прервал его преподаватель, которому изрядно надоел кружащий вокруг него студент, – вы сделали несколько ошибок в работе, поэтому вам стоит сказать мне спасибо, что я снял с вас только десять баллов, а не все, так как студенту на последнем курсе медицинской школы недопустимо делать такие оплошности.

Пол едва пересиливал себя, чтобы не ударить профессора, которому хватало наглости лгать в глаза.

– Успокойтесь, ещё раз вас прошу, иначе наш разговор не продолжится. Дайте мне свою работу. Так… так… вот вы пишете, что смертельный страх является самостоятельным симптомом angina pectoris. Кто вам сказал такую откровенную чушь?

– Вы правы, что этого нигде не написано, но такой вывод я сделал сам на основе многочисленных…

– Да, вот ещё… вы обвиняете медиков прошлых лет, я бы даже сказал, прошлых веков, в том, что они, не имея достаточных знаний, прописывали больным ненужные им препараты, часто им вредившие.

– Разве вы с этим не согласны? – не понимая претензии преподавателя, спросил Пол. Студенты внимательно следили за спором.

– Вы же сами подтвердили, что эти доктора могли ошибаться, так зачем вы на них ещё клевещете. Или думаете присвоить себе таким образом сомнительную славу. Тем более, вас не просили приводить собственные соображения и выводы. Вам дали задание сделать подробный доклад на тему развития знаний и методов лечения angina pectoris, который был бы впоследствии помещен в наши школьную книгу по истории медицины.

– Я прекрасно помню, что мне задавали, но я не сделал ни одной ошибки! То, что я выразил собственное мнение, можно потом будет и убрать, меня это не волнует. Но я прочитал этот доклад перед курсом и хотел показать всем, что…

– Что думаете об этом вы? Прекрасно, тогда вы лучше подойдете нашей мэрии, чем нашей школе. Там позволительно говорить сколько угодно и кому угодно то, что думаете.

Рассерженный, Пол, направился к выходу, но, уже взявшись за ручку двери, остановился, пристально посмотрев на профессора. Его до глубины души задели слова Хованьского. Мужчина знал, что профессор не прав, и лишь ради того, чтобы Сариту, поведавшему невзрачный рассказ о скарлатине, поставить больше баллов, он нашел в докладе Гудвина выдуманные ошибки. В аудитории повисла тишина. Взоры студентов были обращены к Полу, который над чем-то раздумывал. Наконец, он повернулся к товарищам и стал громко говорить.

– Друзья, а вы знаете, что профессор Хованьский не честен с нами? Вы знаете, что он уже очень давно, полагаю, с момента поступления Сарита в школу, проталкивает его к званию лучшего студента курса, отводя от него всякие неприятности в виде…

– Прекратить! – вскричал, подпрыгнув на стуле, взбешенный Хованьский. Таким, как сейчас, его никто никогда не видел. Сарит, нервно поглядывая то на отца, то на Гудвина, поднялся и сделал два шага в направлении кафедры, попытавшись надеть на себя маску оскорбления словами Пола. Остальные молчали.

– Что, профессор, вы не ожидали, что кто-то скажет вам такое! Сарит, можешь не спешить, я бы сам подошел к тебе! Что ты остановился, неужели ты боишься быть оклеветанным?

– Не смей так говорить! – как можно смелее и грубее ответил Сарит, продолжив спускаться к Полу.

– Гудвин, ты будешь отчислен за такое поведение! – не унимался профессор. Пол не обратил на его слова никакого внимания.