Герман Романов - Иркутъ Казачiй. Зарево над Иркутском

– Федор Семенович, я тебе вот что скажу прямо – если Керенский у власти удержаться хочет, – голос Зверева был серьезен как никогда, – то армию надо срочно демобилизовать. Оставить только одни кадровые части и комплектовать их только молодыми, действительных сроков службы. Все эти ударные батальоны, волонтеров тыла, и тех, кто добровольно пожелает служить – в эти дивизии переводить. То же самое и с казаками сделать – льготников старших возрастов уволить, только вторую очередь оставить. И инородцев призвать – кавказцев там, киргизов, да хоть наших бурят. И не на работы – в строй их ставить. На них большевицкая агитация не подействует!

Батурин с уважением глянул на своего друга-родича – вот что значит порода. Сразу по полочкам разложил все его смутные сомнения. Умен казак, но бабник и пьяница, а потому в школу прапорщиков не пошел, промолвил просто – «не мое это дело». Резко сказал, как отрезал…

– Эх, Семеныч, не судьба обмыть твои новые погоны, вон по твою душу из штабного вагона бегут. Станичники, выбрасывай обратно шинель и гимнастерку…

Накаркал Петруша – подбежал приказной, чубатый донец с испитым лицом. Именно он был на охране собрания, когда приехал Керенский.

– Взводного Батурина к их превосходительству, – четко откозырял казак и бросился обратно, придерживая рукой шашку.

Федор принялся надевать гимнастерку и шинель с уже нашитыми погонами подхорунжего – его казаки постарались. Традиция такая – как только старший урядник чин вахмистра получает, то новые погоны ему казаки пришивают, вручают и обмывают чин совместно, дабы новоиспеченный всегда помнил, благодаря кому погоны получил, и нос свой не задирал. Все они, в первую очередь, казаки, и зачастую из одной станицы, и мальцами вместе в ночное бегали, и к соседке в огород за огурцами лазили.

Застегнув крючки шинели, Федор затянул ее ремнем и нахлобучил фуражку. Вот она, доля казачья, не дадут ему новый чин обмыть, приказывают службу править. Ну и хрен с ними – сплюнув под ноги, Батурин побежал к желтому вагону, где разместился командующий корпусом генерал Краснов вместе с Керенским и его свитой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

НА ПЕТРОГРАД

Остров

(Федор Батурин)

Охрана желтого штабного вагона, чубатые донцы в забрызганных грязью длиннополых кавалерийских шинелях, пропустила Федора без промедления и через минуту новоиспеченный подхорунжий уже стоял на вытяжку перед генералом, браво доложив о своем прибытии. В купе, напротив Краснова, сидел командир сотни Коршунов, задумчиво теребящий ус. Но есаул хитро подмигнул Батурину, как бы говоря – «не журись, казак, не для пропесочивания вызвали». А потому Федор сразу же успокоился и, согласно уставу, принялся жадно «поедать» глазами поднявшегося с полки генерала.

Краснов стоял на расстоянии вытянутой руки, были отчетливо видны седые нитки в его густых волосах и сизые припухлости под глазами. Устал их превосходительство, шибко устал – сразу подумалось Батурину.

Генерал внимательно посмотрел Федору прямо в глаза.

– Погоны новые еще не обмыл, Батурин? – седеющий генерал Краснов, с черными, как смоль, усами и молодцеватой выправкой, с усмешкой в блеклых глазах хитро посмотрел на Федора.

– Никак нет, ваше превосходительство! Как так можно, нас же в конвой господина министра-председателя определили, – Федор выпалил единым махом, приняв молодцевато-глуповатый вид, памятуя, что излишней лихостью не повредишь себе никогда, а вот ум лучше подальше упрятать.

– Ты мне тыкву на плетень не ставь, подхорунжий. Казак я, и сам умею начальству незрелые тыквы ставить, – Краснов с хитрой ухмылкой прищурил глаза и как бы невзначай провел ладонью по красному донскому лампасу, пусть и двурядному, генеральскому.

Однако Федор на уловку не поддался и продолжал старательно выпучивать глаза. А что прикажите делать? Сознаваться, что взвод в полном составе дружно порешил спирта в дорожке хряпнуть, погоны хорошо обмыть? Благо путь до столичного Петрограда дальний, и торчать истуканами в вагоне у купе Керенского его казакам не придется.

– Узнаю иркутян, хитры, – генерал покачал головой. – За двадцать лет вы совсем не изменились.

– А вы, ваше превосходительство, нашей сотней уже командовали? Когда? – непроизвольно спросил Федор и тут же прикусил язык. Не спросить разрешения у генерала, и тем паче задавать ему вопросы для устава было делом кощунственным. И Батурин тут же решил сгладить бестактность.

– Виноват, ваше превосходительство…

– Не извиняйся, казак. Сам вижу, что ты удивлен изрядно. Сотней вашей я не командовал, но еще до войны с Китаем объездил все наши азиатские казачьи войска. Побывал и в Иркутске, видел учения вашей сотни. И скажу честно – ничего подобного я более не видел, ни тогда, ни сейчас. Я до сих пор не понимаю, как вам удается в развернутой лаве коней разом положить?! Пробовал со своими донцами прием сей хитрый претворить, так ничего не вышло.

– Так мы на мунгалках ездим, а они хоть и низкорослы, но выносливы и послушны. А потому шенкелей достаточно, да на шею надавить, чтоб на рыси лошадок на землю положить. Хотя резвость и сила у них не та, что у ваших дончаков, ваше превосходительство. И потому на открытую сшибку ходить надо с опаской.

– Это я тогда и понял, Батурин. Потому-то вы, иркутские казаки, основную ставку на точную стрельбу делаете да на неожиданное спешивание. Так я и в книге своей написал, ставя вас как лучших среди казаков.

– В вашей книжке? – ошалело спросил Федор. Он не знал, что об иркутских казаках, считавшихся пасынками среди всего российского казачества, кто-то писал в книге. А потому и был сейчас удивлен до изумления.

– Разрешите, Петр Николаевич? – есаул подал голос с полки.

– Конечно, Петр Федорович.

– Федор, эта книга называется «По Азии», она у меня есть, даже три штуки, специально покупал. Как окончится наш поход, так я тебе дам ее почитать. А вообще-то их превосходительство известный писатель, и много чего интересного написал про казаков.

– А я надпись на ней сделаю, а вы уж, Петр Федорович, подарите казаку мою книгу, – Краснов задумчиво почесал пальцем переносицу и неожиданно спросил Батурина: – Не пора ли вам, подхорунжий, коня поменять?

– Как можно, ваше превосходительство! – Батурина аж перекосило от обиды. – Моя Плашка с бою меня вынесла, мы с ней кровью прикипелись…

– Ты не так меня понял, Батурин, – генерал усмехнулся кончиками губ. – Узнаю настоящего казака, что за своего боевого коня жизнь положит. И о его стати часами говорить сможет.

– Как и о войне, – с улыбкой добавил сотенный с полки.

– Это вы верно подметили, Петр Федорович, – Краснов улыбнулся. – Но дело не в том, подхорунжий – я на твою Плашку не покушаюсь. Этой ночью тебе железного коня оседлать придется. Паровоз повести сможешь?