Николай Казанцев - Против течения. Том 1

– Мы уж тебя, Саша, отсюда не пустим, – сказала она.

– Я и сам не уеду, если не позовут опять на службу, а если позовут, то долг присяги требует принести все в жертву отечеству, – отвечал Александр.

– Да мы тебя здесь женим, вот ты и не уедешь от нас, не бросишь молодую жену для какой-то службы.

По лицу Александра промелькнула грустная улыбка, точно воскресло какое-то воспоминание, но через минуту она изгладилась, и Александр покорно отвечал:

– Воля твоя, матушка, жени; только невесту приищи хорошую, а не то дозволь самому выбрать. А может, прежде Степана пристройте.

Боярыня засмеялась; видно было, что ей по сердцу было такое предложение.

– Между нами будет сказано, у меня есть на примете невеста Степке, хорошая невеста, да и жених Ольге есть на примете.

Степан и Ольга покраснели и потупились.

– Хочешь, Степа, жениться, я тебе невесту уж сыскала? – спросила развеселившаяся боярыня.

– Воля родительская, – сказал, раскрасневшись, Степа.

– А ты, Ольга, пойдешь за жениха, которого тебе приискала мать? – обратился боярин к дочери.

– Надо прежде узнать, кто жених, а потом и отвечать, – вступился Александр за смутившуюся сестру.

– Это еще что? – грозно сказала боярыня, лицо которой в одну секунду изменило веселое выражение на суровое. – Ты не вздумай еще и сестру научать из воли родительской выходить; сам-то, почитай, от рук отбился с своим-то ученьем, от дому отстал да и сестру-то сбить с толку хочешь.

– Полно, – перебил ее боярин. – Ты уж браниться начинаешь. Что это такое – не успел сын приехать, как она ссору заводит.

Александр, чтобы замять дело, начал разговор о другом. Общая беседа продолжалась с полчаса, после чего боярин и боярыня ушли в опочивальню, а боярышни в светлицу.

– Я приду к вам через полчаса, – сказал Александр сестрам.

Придя в свою комнату, он прилег на кровать и взял книгу. Но читать не хотелось; он положил книгу на стол и задумался. Его немного взволновал последний разговор с матерью.

«Что она какая сердитая, – думал Александр. – Да, впрочем, она была всегда такая. Я и здесь не найду счастья и покоя; и здесь мне придется бороться с вековыми предрассудками и плыть против течения. Впрочем, мне всю жизнь приходилось жить так, а не иначе». Тут воспоминания детства и юности промелькнули перед Александром. Образы один за другим рисовались в его воображении. Он видел отца и мать, какими помнил их в детстве; потом учителей Заиконоспасской школы и профессоров чужеземных школ. Вспомнил он свое катанье по Волге со стариком-дядькой; вдруг воображение обрисовало перед ним хорошенькое личико с белокурыми волосами, явившееся перед ним на берегу Волги несколько часов тому назад. Потом воображение явило другую красивую головку, с длинными, темно-русыми волосами, с черными, полными огня глазами и с прекрасным чисто южным типом лица. Вспомнил Александр Украину, город на берегу большой реки, польского пана, живущего в этом городе с шестнадцатилетней дочерью красавицей. Вот он в первый раз встретился с панной; он загляделся на нее. Она не потупила перед ним очей, как делают русские боярышни, а прямо, бойко и гордо смотрела на него. От первого ее взгляда сильно стукнуло сердце, заиграла кровь. Он, кажется, не спал всю ночь. А потом? Потом он постарался познакомиться с паном, проникнуть к нему в дом…

Любовь – великое слово; дар небес. Не все были любимы, да и не все так любили, как любил он. Вспомнил Александр то мгновение, когда он впервые сказал ей роковое слово, слово «люблю». Оно вырвалось у него прямо из сердца. Без слов, опустив свою чудную головку, слушала она его пылкие уверения; ее рука дрожала в его руке. Как она восхитительно хороша была в эту минуту! Все бы на свете отдал он, чтобы только эта минута повторилась. Пану нужно было ехать в другой город. Как они прощались, обещая навсегда принадлежать друг другу! Он не мог перенести долгой разлуки, послал своего верного Ивана к ней с письмом. Письмо дышало нежностью и любовью; он ждал от нее того же; но письмо ее было не таково: «Прощайте, позабудьте меня!» И причины разрыва, кажется, были написаны; но что в них: она не любит его больше. Слова: «Прощайте, позабудьте меня», – звучали в его ушах и болезненно отзывались в сердце, терзая его невыносимо. В пылу отчаяния он хотел умереть, но напрасно искал смерти. Несколько раз мысль о самоубийстве приходила ему в голову, но религия удержала его. Говорят, самоубийство – страшный грех.

Но вот в Москве он получает весть о том, что она выходит замуж за другого. Этого не мог он перенести и заболел очень опасно. Молодость взяла свое, он остался жив, но жил не на радость себе. Он еще раз был на Украине, видел много красавиц, но ни одна из них не затронула его сердце. Вот уже скоро три года, как он в последний раз виделся с нею, и, странное дело, во все эти три года он не обращал никакого внимания на женщин. «Все кончено», – думал он.

Но сегодня в первый раз заметил хорошенькую девушку. Неужели он полюбит или полюбил ее, как любил ту… Белокурая головка очень хороша. Да, она действительно хороша, но, к несчастью, она холопка, с нею счастие невозможно.

– Александр, ты что нейдешь к нам, а еще обещался сидеть у нас в светелке, – сказала Ольга, входя в комнату брата.

– Сейчас приду к вам, а теперь посиди у меня, – отвечал Александр.

– Что это у тебя, книга? Да, должно быть, не наша? – Ольга взяла со стола книгу.

– Да, это по-польски. Сядь здесь, Ольга, потолкуем; мы еще в первый раз с тобой одни. Скажи мне, как ты жила в эти годы?

– Жила, братец, все так же в тереме.

– И тебе не скучно?

– Я привыкла.

– Есть, по крайней мере, у тебя подруга?

– Как же, есть: вот боярыня Шихобалова, дочери Гаврила Гавриловича; из именитых-то, почитай, только они одни. Маша Липина, да дочь губного кой-когда приезжает из Самары, да еще кое-кто из небогатых.

– А жених-то у тебя кто, скажи?

– Что это, и ты, братец, за то же? – с упреком сказала Ольга.

– Нет, я не шутя думал, правда, что ж тут дурного.

Ольга зажала рот брату.

– Скажи, матушка всегда так строга? – спросил Александр.

– Разве ты забыл, она добрая, только уж делай и говори по ней, а то рассердится.

– Ну а отец-то, кажется, стал добрее?

– Нет, по-прежнему, это только из-за твоего приезда он весел.

– Что же ты делаешь, учишься, что ли?

– Я уж выучилась читать. Отец Григорий учил. Я прошла всю науку и с год ничему больше не учусь.

– Что же ты делаешь?

– Работаю в тереме. Теперь пелену в церковь вышиваю с сенными девушками.

– А вот, посмотри, какие я книжки привез, – сказал Александр, вынимая из походного сундука несколько книг на латинском и немецком языках.

– Это не по-нашенски, – отвечала Ольга, взглянув на книги.