Юлия Галанина - Бретонская колдунья

Жанна незаметно рассматривала венецианских гостей, сравнивая их с придворными.

Почти все итальянцы, кроме самых пожилых, были одеты в короткие широкие бархатные куртки с просторными рукавами и большими отложными воротниками. Никаких вычурностей типа длинных носов обуви или зубчатых краев одежды, которыми еще щеголяли местные щеголи, в их облике не было. В легких переглядах итальянцев читалась некоторая насмешка над отставанием местных фасонов от итальянских.

Жанна порадовалась, что на ней платье вполне флорентийского стиля (с пресловутым квадратным вырезом горловины, попортившей много крови местным портным).

Успокоившись на свой счет, она чуть склонила голову к левому плечу, чтобы усилить эффект задумчивости, и опять сосредоточилась на пискляво-высоком, на кого-то обиженном голосе рассказчицы.

– … И теперь королева совсем не церемонилась, оттаскала ее за волосы и приказала готовиться к смерти. Король почувствовал, что его с возлюбленной беда и в мгновении ока прискакал из дальних стран. Но прекрасная Роза была уже обезглавлена. Он прогнал злую королеву из дворца, а тело своей дамы сердца похоронил с царскими почестями. Вот такая печальная история, дамы и господа… – плаксиво закончила она.

– А какова мораль сей баллады? – спросил посол.

Дама скисла окончательно. Несмотря на то, что мораль следовало запомнить в первую очередь, она в ухоженной головке, почему-то, совсем не задержалась.

– Пусть долго живут те, кто услышит эту песню, и пусть все, кто услышал, уронят две слезы. И пусть все, кто услышал, будут счастливы, а тот, кто женат, пусть простится с любовью! – неожиданно раздался мужской голос.

Жанна взглянула на незаметно подошедшего к их компании молодого человека и впервые в жизни почувствовала, как бешено застучало сердце и тепло охватило все сердце расслабленной истомой.

– История, которая положена в основу этой прелестной баллады, произошла у нас на острове. Если позволите, дамы и господа, я вам ее расскажу! – продолжил незнакомец.

Несогласных слушать продолжение не оказалось.

– Это было во время правления короля Пьетро I. Он страстно полюбил и добился взаимности Жанны д» Алеман, вдовы сира Жана де Монтолифа, сеньора Хулу. Однажды король отправился, как и мы, во Францию, а дама Жанна ждала ребенка. Королева Элеонора Арагонская была напугана тем, что у короля может появиться наследник не от нее, а от другой женщины, и решила действовать. Не желая отягощать свою душу грехом убийства, она пригласила Жанну во дворец и, по прибытии той, приказал ее пытать, чтобы вызвать преждевременные роды. Но эти гнусные меры ни к чему не привели. Тогда королева приставила к Жанне двух служанок, которые, как только она разрешилась от бремени, доставили ребенка во дворец. Больше о нем никто не слышал… Жанну же королева Элеонора велела бросить подземелье замка Кирении, без пищи и постели, где бедная узница жестоко страдала, постепенно умирая от голода и холода. Король узнал о случившемся и срочно отправил супруге письмо. Он написал, что узнал про все ее злодейства и посоветовал спешить сделать все худшее, что она может, ибо скоро он вернется домой и тогда воздаст ей по заслугам. Элеонора Арагонская, получив такое предупреждение, испугалась и освободила Жанну из подземелья, но заставила ее уйти в монастырь святой Клары. Когда король Пьетро вернулся, он бросился в монастырь и забрал оттуда свою даму сердца, вознаградив ее за страдания крупной суммой денег. Преданный королю, домоуправитель Джованни Висконти изобличил королеву Элеонору, помимо прочих ее злодеяний, еще и в супружеской неверности. Желая быть справедливым, чтобы не по гневу, а по делам покарать Элеонору Арагонскую, король собрал Высокий Суд баронов. Но трусливые бароны, зная, что королева из знатного каталонского рода, и что ее родственники мстительны и беспощадны, испугались нашествия испанцев и предпочли осудить на смерть невинного домоуправителя. Честный Джованни Висконти за преданность королю был уморен голодом в тюрьме Буфффавенто, а король Пьетро проникся неистребимой ненавистью к своим подлым вассалам и принялся всячески их преследовать, почему и сложил вскоре голову. Увы, в жизни зло не удалось покарать, как оно того заслуживало… Вот не менее печальная история, господа и дамы! – закончил незнакомец.

– Позвольте вам представить Марина Фальера! – отрекомендовал посол столь эффектно подавшего себя молодого человека. – Он сын Марко Фальера, крупного кипрского землевладельца, принадлежащего к лучшим венецианским фамилиям. А его дед, Марин Фальер, гордость и слава Кипра, его лучший поэт! Он скончался двенадцать лет назад.

– О! Так вот почему Вы так образованы и сведущи в литературе! – пискляво возмутилась дама без морали, давая своим всем видом понять, что при таком дедушке, она бы еще и не то выдала.

Во время рассказа Жанна, оцепенев, смотрела на красивое бледное лицо Фальера с черной гривой тщательно ухоженных кудрей и темными пламенными глазами. Эти страстные очи резко контрастировали с холодной бледностью кожи, делая его, в глазах дам, вдвойне привлекательнее.

«Боже, как он прекрасен!» – колоколом звенело в голове Жанны, и она заворожено впитывала его голос, жесты, улыбку…

Но восклицание плаксивой особы выдернуло ее из блаженного состояния и Жанна печально, но решительно, двинулась к киприоту.

– Вы познакомите нас, дорогой господин Фальер, с произведениями Вашего деда? – произнесла она и вопросительно подняла на него прекрасные, подернутые дымкой грусти глаза, весь вечер до того задумчиво опущенные.

– О, Донна миа! – внезапно воскликнул восхищенный Фальер. – Да Вы же вживую сошедшая с полотна «Мадонна с гранатами», которую я видел в мастерской Сандро Ботичелли.

– А кто этот Ботичелли? – недовольно скривила губки плаксивая дама. – Никогда о таком не слышала… Это у Вас, на Кипре?…

– Нет, сеньора! – неприкрытая жалость к отсталости дамы прозвучала в словах Фальера. – Сандро Ботичелли – искуснейший художник Флоренции и мой хороший приятель. Он расписывал виллы герцогов Лоренцо и Джулиано, а для лучших домов Флоренции написал прелестные тондо [39], а в доме мессира Джованни Веспуччи, что живет на Виа деи Серви, он выполнил картины в ореховых рамках в виде бордюра и шпалер.

– Обнаженных женщин он ловко рисует! – усмехнувшись, подтвердил посол. – И вы уж простите меня, старика, но личиками они немного напоминают прелестную даму Жанну, будто и вправду с нее писаны. Хотя болтают, что натурщицей была любимица герцога Джулиано. Но кто поймет этих художников – их души бродят по всему свету в поисках прекрасного! – он галантно склонился над ручкой Жанны. – Я видел две его картинки в Кастелло, на вилле герцога Козимо, где он под видом новомодных языческих богинь изобразил нежных прелестниц Флоренции. Чудное зрелище!