Александр Соколов - Меншиков

Тело Александра Даниловича цепенеет от утомления, а мысли все текут и текут…

«Бросить думы эти надо, иначе опять всю ночь, перевертишься с боку на бок, — внушал Данилыч себе. — Только вот… верят же многие, что Голицыны, Долгорукие больше других добра хотят государству, не то что иные из „подлых“ людей!.. Хотя наверняка за всю свою жизнь никто из этих оцепеневших в своей спеси князей во князьях не подумал ни разу: а что нужно, чтобы Отечество было великое?.. Кто-то грыз, старался, а им в рот положи! Не-ет, други милые, — криво улыбаясь, поматывал головой, — отваливай в палевом, приходи в голубом!»

«Назвался груздем — полезай в кузов. Правь! — внушал Александр Данилович себе. — Закрепляй надежнее все завоеванное при покойном Великом. Иначе — придут родовитые, и тогда…»

Что же с наследством Петра, со всем содеянным им, да и с ними, птенцами его, будет «тогда»?

Победа, одержанная сторонниками Екатерины над партией великого князя, спасла и другое любимое детище Петра Великого — Санкт-Петербург. Сподвижникам покойного императора было ясно, что отказаться от новой столицы, уйти в Москву — значило пренебречь величайшим приобретением Петра — морем, новосозданным флотом, новым значением России, голос которой стал более сильным, а влияние в Европе превосходящим.

— Премудрый монарх наш подал своим делом пречудный пример всем, — говорил Меншиков в Верховном Тайном Совете, резко чеканя слова. — Основал он Санкт-Петербург, Кроншлот, Кронштадт, заложил великое число укреплений, завел грозную, непреоборимую силу морскую, искусство воединое переменил по новому образцу. И долг наш есть — преумножить успехи в делах, кои укрепляют отечество!

Но как раз всеми этими успехами, достижениями, всем тем, чему обязано отечество своим новым величием, могуществом, крепнущей славой, всем этим и не дорожили вельможи-бояре, рабски относившиеся к дедовским порядкам, обычаям. Петербург, этот венец всего нового, люто ненавидела старорусская партия: «Подлым местом», «Царевым болотом», «Гнилым углом» называли они «Парадиз».

И наслаждением для старозаветных людей стало жаловаться друг другу.

— Отстраиваемся, отстраиваемся! — с злобной радостью говорили они о постройках собственных домов в Петербурге. — Заколачиваем денежки в болото-трясину! Как же! Государю захотелось быть поближе к Европе!.

— Ничего-с, потерпим, — понижая голос и быстро, тоном заговорщиков бормотали сторонники их, — авось уж недолго осталось!..

— Чего ждете? — допрашивал отъявленных смутьянов и «шептунов» грозный начальник Тайной канцелярии Андрей Иванович Ушаков. — Какой перемены? А? — вскидывал вверх лохматые брови.

— Истинного православного государя! — рычали фанатики староверы, расстриги попы. — Похваляют, что государь наш был мудр! А что его мудрость? Затеял подушну перепись — себе на безголовье, а всему народу на изнурение! Вручил свое государство нехристианскому роду! Указал на неверных молиться! Как прежде сего они проливали кровь стрелецкую, так и им отольется кровь на глазы их: вдоголь аль вкоротке будет не без смятения!..

И Ушаков только качал головой.

— Ох, мало вас вешали, воротяжек! — говорил с сожалением.

Времени руководить строительством Питера у Меншикова оставалось все меньше и меньше. Но молодой, новый во всех отношениях город уже прочно встал на ноги и теперь благоустраивался, ширился, рос без повседневного личного вмешательства своего первого генерал-губернатора.

В 1725 году население приморской столицы, вместе с пришлыми рабочими, доходило до ста тысяч.

От дворца Меншикова к деревянной церкви Исаакии был перекинут через Неву первый плавучий мост — Исаакиевский. Извозчики, а также владельцы барок, лодок и прочей посуды речной обязаны были при въезде б город складывать v заставы по три булыжных камни — для замощения улиц. [89] Налог, отмененный лишь Екатериной II. Прямые и широкие першпективы со рвами по бокам, обсаженными каждый двумя рядами деревьев освещались фонарями.

В городе были и библиотека, и типография, и — деревянный пока что — театр. Правда, пьесы в этом театре ставились выписанными из Германии «немчинами-комедийщиками», но представления «главнейше держались» русскими актерами. Пьесы «Александр Македонский и Дарий», «Беснования Нерона» и другие сочинялись самим содержателем труппы, но были и переводные, — например, «Доктор Принужденный» [90] «Врач поневоле». Мольера. Театр представлял собой общедоступное «публичное учреждение». Привился он в Питере хорошо. Особенно по душе пришелся театр молодежи, — этой мгновенно краснеющей, легко плачущей и охотно смеющейся публике. В дни спектаклей рогатки на городских заставах велено было оставлять поднятыми позднее обыкновенного, чтобы не затруднить приезда в театр. [91] При царе Алексее Михайловиче у его фаворита Матвеева тоже был театр, но им пользовался только один двор, да и не все из числа придворных посещали его, а только те, которые были менее строги к отечественным заветам, обычаям; сам царь, например, не без смущения позволял себе присутствовать на этих «лицедействах» и предварительно испрашивал на это разрешение своего духовника, хотя пьесы, разыгрывавшиеся актерами Матвеева, и были исключительно духовного содержания, обычно отрывки из библейской истории, переложенные «на разговор». Совершенно другой характер дал театру Петр. Еще в самые первые годы своего правления он построил на Красной площади в Москве большой деревянный сарай и выписал из Германии труппу, которая давала там представления. Но в Москве, строгой в прародительских преданиях, нововведение это не имело большого успеха.

Исполнено было также и давнишнее желание императора — «насадить в столице сей рукомеслие, науки и художества»: учреждена была Российская Академия наук, которая, по мысли Петра, «не следуя в прочих государствах принятому образцу», должна была не только увеличить славу России «размножением наук», но и послужить тому, «чтобы через обучение и расположение, то есть распространение оных, польза в народе впредь была».

— Не все же с нашим умом да смекалкой брать готовые плоды чужих наук и искусств, — не раз говаривал своим сподвижникам Петр, — чужими откровениями кормиться, подобно молодой птице, в рот смотреть.

И Петровы ученики за первое дело почли для себя пересадить самые корни наук и искусства на российскую почву.

Передавая Апраксину инструкцию Камчатской экспедиции, выправленную своей уже слабеющей рукой, Петр говорил:

— Оградя Отечество безопасностью от неприятеля, надлежит стараться находить славу государству через искусство и науки.