Айван Моррис - Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

В качестве части стратегии «Кикусуй» для спасения Окинавы, в начале апреля имперский флот решил послать последние из своих боевых кораблей для атаки на ударные силы противника. В этой операции принимал участие мощнейший японский линкор «Ямато» — гордость и надежда имперского флота. Относительно самоубийственной природы этой миссии не было ни малейшего сомнения. Так, контр-адмирал Комура, капитан одного из участвовавших крейсеров, информировал свою команду, что они и другие корабли Второго Флота продвигаются к Окинаве без какого бы то ни было воздушного прикрытия и даже без достаточного количества топлива на обратный путь. «Одним словом, — закончил он, — мы принимаем участие в операции симпу (камикадзе), но, в отличие от тех, что проводятся нашими воздушными силами, у нас нет ни малейшего шанса поразить важную цель. Я позволил себе сказать адмиралу Кусака (начальнику штаба соединенного флота), что это чисто самоубийственная операция…» [809]

Закончилась она полным уничтожением. Каждый более менее значительный корабль был потоплен, включая «Ямато», пошедший на дно со своим капитаном, адмиралом Ито и почти всей командой. В этом самом быстром сражении при Бономисаки, в котором в сущности были уничтожены последние остатки имперского флота, американцы потеряли всего двенадцать человек. Последнее выступление имперского флота было не только самоубийственным (как предсказал контр-адмирал Комура), но, с любой практической точки зрения, совершенно бесполезным. [810]

До самого окончания войны пилоты — морские и армейские, продолжали самоубийственные атаки на американские бомбардировщики. Первые разрушительные воздушные налеты на Токио и другие густонаселенные центры, начавшиеся с конца ноября 1944 года после падения Сайпана, придали японским авиаторам новую решимость. Когда гигантские В-29, теперь уже совершенно неуязвимые для обычных способов перехвата, беспрепятственно проплывали к своим целям — городам, маленькие японские самолеты пытались сбить их с помощью тарана, удара винтом и других импровизированных тактик, однако чрезвычайно редко им удавалось задержать, не говоря уже о том, чтобы уничтожить атакующих. Больше надежд подавали комбинированные атаки камикадзе с Кюсю, как часть борьбы за Окинаву, которой были отданы все силы. Первая массированная атака такого рода имела место 6 апреля при участии нескольких сот самолетов-самоубийц как морских, так и армейских, [811]а в последовавшие недели Верховное Командование отдало приказ о дальнейших обширных атаках «Кикусуй». По мере того, как истощались запасы летательных аппаратов и топлива, масштаб операций камикадзе пришлось сократить, однако сами самоубийственные атаки, которые во время смертной агонии Японии стали для страны основным проявлением воли к сопротивлению, никогда не прекращались. Напротив, с увеличением количества операций камикадзе прекратились все активные военный действия на тихоокеанском театре.

В последние месяцы войны самолетов стало так мало, что для самоубийственных атак стали собирать и запускать в воздух немыслимые летательные аппараты, однако недостатка в желающих полететь на них не было никогда. Даже в эти поздние часы никого не заставляли силком или приказом участвовать в операциях камикадзе против своей воли. Такое принуждение не только было бы бессмысленным (трудно представить себе кого-либо менее эффективного, чем пилота, неохотно исполняющего самоубийственную миссию), но оно было просто ненужным, поскольку на практике имперские силы никогда не испытывали ни малейшего затруднения в наборе бойцов-камикадзе, и до самого конца войны у них всегда было вдвое больше добровольцев-пилотов, чем самолетов. Кто были эти люди, благодаря которым стало возможным проводить столь многочисленные самоубийственные операции? При взгляде со стороны, их самой общей выдающейся чертой была, пожалуй, молодость. Мало кому исполнилось больше двадцати шести лет, и даже командирам подразделений было немногим за двадцать. Это вовсе не являлось случайностью. Поскольку сами самоубийственные операции требовали сравнительно небольшой технической тренировки, естественно, представлялось практичным посылать в атаки молодых людей и сохранять старших, более опытных пилотов для дальнейшего обучения кандидатов и для вождения самолетов эскорта, что требовало гораздо большего умения. [812]Не менее важными были и психологические причины. С самого начала самоубийственных операций на Филиппинах, вице-адмирал Ониси настаивал: «Если Япония будет спасена, то именно этими молодыми людьми — от тридцати лет и младше. Именно они своим духом самопожертвования и делами способны [охранить нашу страну]. [813]» Большинству из тех, кого отбирали для симпу и других операций специального назначения, было от двадцати до двадцати пяти лет.

Типичный пилот-камикадзе был университетским студентом с прерванным образованием — кончилась отсрочка от воинской службы, который впоследствии вступил в одно из подразделений сил специального назначения. Важно отметить, что значительное их большинство было студентами гуманитарных и юридических факультетов, а не специализировавшихся в инженерии, точной науке, или других, более практичных предметах. У крайне малого количества из них было какая бы то ни было военная подготовка, и, хотя они и отдавали себя целиком интенсивным тренировкам, многие из них испытывали моменты ностальгии по оставленным штудиям, вернуться к которым у них практически не было шансов. Так, в течении месяцев, проведенных в тренировочном лагере, и даже в ту ночь, которую он считал последней в своей жизни, лейтенант Нагацука листал один из принадлежавших ему томов «Maitre sonneurs» Жорж Санд, вызывавший в его душе воспоминания о милом прошлом. [814]Из-за их «книжности» и относительно свободного, невоенного поведения, профессиональные солдаты частенько недолюбливали кандидатов в камикадзе, зная, что эти молодые, неопытные экс-студенты вскоре станут офицерами и богоподобными героями, в то время, как сами они подолгу задерживались в одном и том же звании.

Хотя, безусловно, следует избегать обобщений в персонализации типажей, когда счет идет на тысячи человек, большинство материалов о членах отрядов камикадзе говорят, что они вовсе не были теми жестокими, полными предрассудков шовинистами-фанатиками, какими их обычно представляли себе иностранцы. Из всех доступных нам отчетов, дневников, писем и фотографий можно заключить, что типичным их представителем был спокойный, серьезный человек, по уровню культуры и чувств стоявший выше средней массы; в японских описаниях часто употребляется слово рэйсэй, означающее «безмятежный», или, в современном значении, «хладнокровный». [815]