Айван Моррис - Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

Для усиления своей огневой мощи, атакующие построили подвижные осадные механизмы и высокие башни ( ягура ) со специальными приспособлениями для установки тяжелой артиллерии. В одном из дневников того времени зафиксирована живая беседа между инсургентами и группой рабочих, трудившихся на постройке осадных приспособлений у крепостной стены. Когда оборонявшиеся стали бросать с парапета камни, рабочие закричали, что это несправедливо, поскольку они трудятся только лишь потому, что их хозяева заставили их выполнять эту работу, причем против их воли. Аргумент возымел желаемое действие, и они смогли продолжать трудиться без помех. Закончив работу, один из них крикнул: «Эй, в замке, бедные вы бедные! Вам приходится жить в земляных норах и есть только соевые бобы да сухие стручки. Почему бы вам не бросить все это и не сдаться?» Тогда один из инсургентов высунулся из амбразуры в стене и прокричал: «Насчет того, что мы живем в земляных норах — это ты прав, но посмотри, какую изысканную рыбу мы едим каждый день!» И он гордо вытянул вперед руку со свежим лобаном, так, чтобы рабочий мог ее увидеть. [392]

Вместо того, чтобы идти на риск фронтальной атаки по заболоченной местности, осаждавшие решили прорыть тоннель, который шел бы прямо от их боевых линий в замок. Работы велись в полной тайне, однако вскоре оборонявшиеся услышали звуки из подкопа и предприняли ответные действия, заполнив тоннель дымом и сливая туда все экскременты и мочу.

Это сделало работу невозможной, и план был оставлен. [393]Следующим намерением было разрушить замок огромными ядрами. Они были вынесены на переднюю линию, причем каждое поднимали двадцать пять человек, но по какой-то причине (возможно — из-за отсутствия соответствующих орудий) ими ни разу не стреляли. [394]Затем решили воспользоваться услугами специалистов, известных как «люди-невидимки» ( ниндзюцудзукаи ), которым предписывалось тайно проникнуть в замок Хара и вернуться с информацией. Эти шпионы оказались достаточно эффективными, и их использовалось несколько десятков. В конце марта двое «людей-невидимок» проникли в замок, причем к их поясам были привязаны веревки, чтобы, в случае ранения или смерти, тела можно было вытащить обратно. [395]Правда, именно эти веревки и могли выдать их присутствие, однако оба вернулись обратно с подробными отчетами об обороне замка и новых фортификационных работах. В одном случае «человек-невидимка» из провинции Оми, что неподалеку от Киото, проник во внешнюю цитадель, однако был совершенно беспомощен, поскольку не понимал диалекта Кюсю, на котором говорили оборонявшиеся, использовавшие к тому же христианскую терминологию. Он не осмелился заговорить ни с кем, из боязни, что его выдаст говор Оми. В конце концов молчаливый незнакомец стал вызывать подозрения, однако ему вовремя удалось бежать, и он умчался от стен замка, преследуемый тучей камней, захватив в качестве сувенира одно из знамен восставших.

Правительство сёгуната в Эдо, которое все более волновали предполагаемые последствия восстания, решило послать в Симабара второго генерала с подкреплением. [396]На эту роль был избран Повелитель Мацудайра Нобуцуна, один из главных членов Великого Совета, которому сёгун особо доверял. С пятью тысячами человек, тремястами лошадей и тяжелой артиллерией, он выступил на запад, проделав сперва марш до Осака, а оттуда, флотом в шестьдесят кораблей, он переправился на Кюсю. Как только первый посланник сёгуната, генерал Итакура услыхал о новом назначении, он решил штурмовать замок, в надежде взять его до прибытия Мацудайра. Одной из причин этого, как предполагается, было письмо, полученное им от двоюродного брата из Осака. [397]Его корреспондент писал о восставших, как о «грязных крестьянах» и предупреждал, что замок Хара будет атакован и взят в первый же день, как прибудет Мацудайра со своими силами. Исполненный решимости избежать подобного бесчестья, Итакура приказал идти на приступ 3-го февраля. Атака была плохо подготовлена и, несмотря на тяжелые потери, самурайской войско не смогло пробиться во внутренний периметр. Когда оборонявшиеся увидели, что нападавшие отбиты, с крепостных стен посыпались громкие насмешки; самураев обвиняли в трусости, говоря, что они способны лишь мучить несчастных крестьян, но не в состоянии штурмовать укрепленную позицию. [398]

Разъяренный неудачей, твердо намереваясь спасти свою честь, Итакура решил предпринять общую атаку на рассвете в первый день Нового года (14 февраля по западному календарю). На этот раз неудача была еще более полной. Около четырех тысяч правительственных солдат было убито и ранено. Генерал Итакура, который в припадке внезапной решимости поставил на карту все и лично возглавил атаку, был убит. Очевидно, он предчувствовал свою смерть, поскольку накануне наступления написал мрачное прощальное стихотворение, в котором просил: «Когда от цветка, распустившегося в новогодний день, останется только имя, вспомни, что это был командующий наших сил ( сакигакэ-то сирэ )! [399]»

Известие том, что командующий генерал был убит крестьянским сбродом, произвело шок среди руководителей правительства в Эдо. Это было крайнее унижение, которое могло серьезно подорвать их престиж как в Японии, так и за рубежом: если простые фермеры могли успешно глумиться над Бакуфу, что же могло произойти, если бы восстали крупные даймё? Самого Итакура посмертно порицали за непродуманность тактики, приведшей к несчастью. Одновременно, нескольким даймё с Кюсю было приказано присоединиться со своими силами к Мацудайра для проведения завершающей кампании против инсургентов.

Мацудайра не стал повторять ошибок своего предшественника, сразу же отставив все планы обшей атаки, и сосредоточил усилия на блокаде замка. Вместо того, чтобы подвергаться риску тяжелых потерь при попытке выбить обороняющихся, он решил уморить их голодом, одновременно дав отдых своим войскам и проведя их перегруппировку. Для самурайской армии, занятой в подавлении крестьянского восстания, подобная стратегия не представлялась особо благородной, однако Бакуфу ее полностью одобрило. Очень опасаясь, что защитники могут попытаться тайно бежать, Мацудайра принял многочисленные меры предосторожности — например, приказал возвести палисады, вырыть траншеи и жечь факелы ночи напролет. Он также велел изменить пароль, поскольку восставшие его узнали; в дальнейшем всякий на вопрос «Гора?», должен был ответить «Река».

Новый командующий прибег также к психологическому воздействию, пообещав прощение всем восставшим, кто выйдет из замка и сдастся; в последствии им сулили освобождение от налогов и предоставление особых рисовых наделов. Этими искушениями он надеялся посеять разлад среди оборонявшихся, однако его предложения были полностью отвергнуты. Отвечая с помощью «посланий-стрел», инсургенты высмеяли предложения Мацудайра, говоря, что они — «убежденные христиане» ( омоикиритару кириситан ), вера которых столь сильна, что даже пули атакующих не в силах причинить им вреда. [400]Они никогда не станут думать о возможности принять прошение, если оно подразумевает какой-либо компромисс с их верой, ибо единственное, чего они желают, — это права свободно отправлять свои христианские обряды. Однако именно на это Мацудайра и не мог пойти, так что обмен посланиями закончился ничем.