Юрий Петухов - Громовержец. Битва титанов

На этот раз двоих княжичей и сотника посадили на лавку у стены, поднесли меда горького, хмельного, уважили. Тут же сбили оковы, принесли в тазах воды умыться.

Талан зеленоглазый разминал затекшие руки. Ничего не понимал пока. То бьют до полусмерти, то крутятся вокруг бесами.

— Медведь, небось, в лесу сдох, — выговорил он старой приговоркой. Мало кто понимал смысл ее, дело было не в медведе, а в той ипостаси Белеса, что время от времени обновлялась, меняя с собой и мир земной.

— Сейчас вот напоят, накормят… да и прирежут! — заключил по-своему Стимир. После всего случившегося он не верил больше в добрые намерения здешних обитателей.

Хис промолчал. Не дубасят по голове, не ломают ребра — и то ладно. Сидел вальяжно, гостем сидел.

Разговоров с ними не разговаривали. Старейшина лежал чуть живой на широченной лавке, устланной ворохом шкур, стонал. Даже от стены было видно, что ему совсем плохо.

Яру привели позже. Ее переодевали, мыли, натирали благовониями, расчесывали. И потому, когда вошла она в палаты, будто солнышком их осветило — княжна вошла, не бродяжка, не гостья незванная, а самая что ни на есть княжна родовая.

— Подойди ко мне, дочка, — тихо попросил Гулев. Голос его был нежен, ласков.

Яра покорно подошла. Повинуясь движению руки старейшины, присела на лавку возле ног. Склонила голову. Не было у нее злости на болящего, не осталось и гнева. Жалко было несчастного старика. А все, что случилось за дни минувшие, вспоминалось далеким сном.

— Не поверил тебе, дочка, — пожаловался Гулев скорбно, — вот боги меня и наказали. — Помолчал, тяжело дыша, покрываясь испариной. И спросил: — Стало быть, ты и впрямь Кронова рода?!

Яра кивнула.

— Это хорошо, — Гулев вздохнул облегченно, — значит. Род тебя к нам неспроста прислал. Боги ничего просто так не делают, это понимать надо…

Дощатая дверь за лавкой отворилась. И в палаты бесшумно вошли два седых волхва, будто два брата. Встали подле Яры. Один возложил ей на голову сухую невесомую ладонь.

Яра ощутила, как потекло по всему телу тепло. Стало ей до того легко, покойно и безмятежно, что, казалось, взмахни руками сейчас — и взлетит подобно птице белокрылой, воспарит над суетой и тленом.

— Правду говорит, — подтвердил кудесник, — только не любима она отцу родному. Котора меж ними черная. Больше ничего не вижу. Верь тому, что сама скажет — язык ее не знает лжи.

Волхв убрал руку. Но тепло не ушло из тела. Яра поглядела прямо в воспаленные, красные глаза Гулева. И тот сам понял, не солжет. Как он сразу этого не понял, еще тогда! Все гордыня! Поверил бы, не лежал бы сейчас немощным! Знать, есть у нее заступники.

Волхвы степенно и так же бесшумно отошли, уселись на скамью у стены, напротив гостей-пленников. Яра хотела встать, пойти к братьям. Но Гулев остановил ее жестом. И тут же повернул голову к такому же длинноусому мужу, но пониже, поплотнее и помоложе — тот стоял по левую руку от лавки, ждал своего часа.

— Что там доносят с востока? — спросил старейшина.

Муж разгладил усы, поглядел вверх, на дощатые своды, будто думая, стоит ли беспокоить болящего нехорошими известиями. Но потом все же изрек:

— Крон пошел на Донай, завяз там. А сын его опальный, коли не самозванец это…

— Нам нет дела, пусть хоть самозванец! — нервно вставил Гулев.

— …а самозванец высадился под Олимпом. Видать, врасплох решил взять стольный град Русии. Больше пока ничего неизвестно нам.

— Жив! — вскрикнул Яра. — Значит, он жив!

— Жив-живехонек, — подтвердил муж, — заговоренный, видать.

— Господи, ты услышал молитвы мои! Мать Пресвятая Лада! — зачастила Яра, ни на кого не обращая внимания. Она по-своему восприняла весть, и большего ей не надо было. Жив любимый! А значит, он ее найдет, вызволит… нет! она сама пойдет к нему. Сама!

— Жив, — проворчал со своего места рыжебородый Талан, — покуда башку ему не снесли — больно прыткий!

Стимир одернул его за рукав, нечего свои, семейные распри выносить на люди. Но никто словам княжича не придал большого значения. Главное было в другом, на большой земле опять неспокойно, опять рать на рать идет, это означает…

— Время пришло наше! — изрек наконец Гулев. Приподнялся повыше. — Домой пойдем!

И так буднично эти слова прозвучали, что никто из его соплеменников в палатах не удивился, не обрадовался — может, просто держали себя в руках. Лишь Стимир встал, подошел ближе и с поклоном спросил:

— Поведай, старейшина, где мы сейчас? Как вынесла нас буря на берег твой, с той поры в неведении пребываем. Раз узрел в нас друзей — скажи!

Гулев переглянулся с советником. Таиться больше нужды не было.

— За Яровыми столпами мы. Шесть дней ходу до них…

— Где?! — не поверил свои ушам Талан, вскочил со скамьи.

— Вынесло вас бурей в океан, — пояснил муж усатый, — скажите Роду спасибо, что прибил к берегу. И Старый бог вам внуками помог. С того света вернулись вы, гостюшки дорогие!

Яра ничего не слышала. Какая разница, где она сейчас! Главное, где она будет через день, через неделю, через месяц.

— Идти пеше будем, — будто читая ее мысли, вынес решение Гулев, — до Столпов. Там на плотах к Иверийскому брегу переберемся, к большой земле. Хоривы и скилы нас не тронут, союз у нас с бра-тами, может, молодежь их с нами пойдет, засиделись по скалам, всех кормить тяжко. По суше пойдем, вдоль берега моря, чрез Яридон малый срежем путь, еще — чрез Волканы, так напрямую к Олимпу и выберемся. Не миновать нам его… Но коли Крон устоит на престоле, быть нам битыми смертньм боем. Пойдем ли?!

— Пойдем!!! — выкрикнула Яра. Опустилась на колени пред лежащим, припала устами к руке холодной.

— Надо идти, — спокойно рассудил муж-советник, — другого раза не будет. Идти… или отказаться навек от Семиречья нашего.

— Решено, — Гулев говорил совсем тихо, силы покидали его. — А ты, — он поглядел на Яру, — а ты, дочка, знаменем нашим будешь. Впереди рода пойдешь. Неспроста, видно, тебя прибило к нам. Неспроста!

Куп увернулся от прямого удара сверху, но не устоял на ногах, упал на сырую землю. Быть бы ему убиту. Да только Великий князь и сам терял силы, не рассчитал удара, рухнул рядом, в шаге с небольшим. Подняться не смогли: ни один, ни другой. Лежали как мертвые, не шевелясь. Уже побежали к ним гридни с водой, уксусом, снадобьями, уже загудел неистово и тревожно люд неисчислимый, уставший до предела от тягостного ожидания, уже послал Зарок гонцов к запасньм полкам засадным — мало ли что… когда начали подниматься поединщики.

Ничего не видел Куп округ себя — только черные круги расплывались пред глазами, один чернее другого. Не понимал, где он — на земле еще, в мире Яви или за смертной чертой, в царствии зловещей Мары. Но вставал, ноги сами подымали его, хоть и не бьют лежачего, а все одно погибель!