Мирза Хади Русва - Танцовщица

– Госпожа! Берегитесь! У вас сколопендра на покрывале!

Я вскрикнула, вскочила с постели и поспешно сбросила покрывало. Слуга поднял его и встряхнул; на пол вывалилась сколопендра, поползла к изголовью кровати и залезла под ее ножку. Слуга приподнял кровать и увидел под ножкой пять лежащих рядком золотых монет.

– Ой! Глядите! Что это? – изумился он.

– Золотые, – спокойно ответила я и подумала: «Да, те самые золотые».

– Как они тут очутились? – недоумевал слуга.

– Это сколопендра в них превратилась, – засмеялась я. – Подними их!

Слуга, немного поколебавшись, поднял монеты и подал мне.

– Значит, дом Ханум не разграбили во время восстания? – спросил я.

– Конечно разграбили! Но представьте, – никому и в голову не пришло поднимать мою кровать и заглядывать под ее ножки.

– Что ж, все может быть, – сказал я.

В воскресенье в восемь часов утра приехала в паланкине посланница бегам. Я только что поднялась с постели. Не успела я как следует выкурить хукку, как она принялась меня торопить. Мне хотелось поесть перед отъездом, но женщина сказала, что бегам настойчиво просит меня позавтракать у нее. Я спросила, дома ли наваб. Она сказала, что он с утра уехал в деревню. На вопрос, когда он вернется, женщина ответила, что его ждут не раньше вечера. Мне нужно было о многом поговорить с бегам с глазу на глаз, и потому я заспешила. Умывшись, причесавшись и одевшись, я вместе с этой женщиной и одной из своих служанок тронулась в путь.

Пришла, вижу – бегам уже ждет меня. Как только я вошла, стали подавать завтрак. Вместе с бегам я принялась за еду. Кушанья все были изысканные: пышки, тушеное мясо, разнообразные острые приправы, сливки, вареный рис самого лучшего качества и необыкновенная подливка к нему, яблочная пастила, халва и другие сласти. Зa едой бегам шепнула мне на ухо:

– А помнишь гороховую похлебку и пшенные лепешки, которыми кормили нас у Карима?

– Молчи, как бы кто не услышал, – испугалась я.

– А если и услышат, что ж такого? Будто никто не знает! Ведь матушка наваба – пошли, господи, душу ее в райские селения! – купила меня для своего сына.

– Ради бога молчи, – сказала я снова. – Сядем где-нибудь наедине, тогда и поговорим.

Покончив с едой, мы ополоснули руки и лицо, пожевали бетель. Служанка принесла и раскурила хукку. Потом бегам под разными предлогами удалила всех своих женщин.

– Наконец-то ты меня узнала, – сказала я.

– Нет, я тебя узнала еще в тот день, когда в первый раз увидела в Канпуре, – возразила она. – Сперва я довольно долго сомневалась. Я была уверена, что где-то видела тебя раньше, но где? Это мне не удавалось вспомнить. Как ни ломала себе голову, все без толку. Вдруг случайно взглянула на свою служанку Кариман, и ее имя напомнило мне о Кариме. Тут я сказала себе: «Так вот оно что! Я встретилась с ней у Карима, к которому нас привезли, когда похитили…» Меня тогда звали Рам Деи.

– Я тоже тебя узнала не сразу и долго терялась в догадках, – призналась я. – У меня есть подруга Хуршид – она на тебя очень похожа. Когда я, бывало, глядела на нее, то вспоминала тебя.

– Теперь послушай, что со мной было, – начала бегам. – Когда нас с тобой разлучили, меня купила матушка наваба-сахиба Умдатунниса-бегам. Ты, наверное, помнишь, что мне тогда было лет двенадцать. Навабу шел шестнадцатый год. Батюшка наваба-сахиба жил в Канпуре – с бегам они были в ссоре, – и он решил женить сына на дочке своей сестры, которая жила в Дели. Но бегам-сахиб это было не по душе – она мечтала женить сына на дочери своего брата. Муж с женой и прежде не ладили, а тут у них началась настоящая распря. Не успел еще этот спор решиться, как наваб-сахиб чем-то захворал. Врачи советовали поторопиться с его женитьбой, предупреждая, что иначе ему грозит умственное расстройство. Но в то время о свадьбе не могло быть и речи. Тут подвернулась я, и бегам-сахиб меня купила. Наваб-сахиб привязался ко мне и – так сильно, что наотрез отказался от обеих невест. В скором времени, по господнему произволению, бегам-сахиб скончалась, а через несколько лет умер и старый наваб, ее муж. Родители наваба-сахиба были богаты, и все досталось ему… Храни бог наваба-сахиба, ведь это благодаря ему меня величают «бегам-сахиб» и живу я теперь в полном довольстве. Он любит меня не меньше, чем любят законную жену. При мне он никогда не поднимет глаз на другую. Конечно, вне дома у него есть подруги; там он делает что ему хочется – на то он и мужчина. В этом я ему не препятствую. Господь исполнил все мои желания. Я мечтала о сыне – по милости божьей, он у меня есть. Если я теперь еще чего-то желаю, то лишь одного: чтобы господь помог мне вырастить и женить Бабана и чтобы я смогла понянчить внука. А там пускай хоть умру, и пусть наваб-сахиб сам предаст мое тело земле… Ну, а теперь ты расскажи о себе.

В воскресенье в восемь часов утра приехала в паланкине посланница бегам. Я только что поднялась с постели. Не успела я как следует выкурить хукку, как она принялась меня торопить. Мне хотелось поесть перед отъездом, но женщина сказала, что бегам настойчиво просит меня позавтракать у нее. Я спросила, дома ли наваб. Она сказала, что он с утра уехал в деревню. На вопрос, когда он вернется, женщина ответила, что его ждут не раньше вечера. Мне нужно было о многом поговорить с бегам с глазу на глаз, и потому я заспешила. Умывшись, причесавшись и одевшись, я вместе с этой женщиной и одной из своих служанок тронулась в путь.

Пришла, вижу – бегам уже ждет меня. Как только я вошла, стали подавать завтрак. Вместе с бегам я принялась за еду. Кушанья все были изысканные: пышки, тушеное мясо, разнообразные острые приправы, сливки, вареный рис самого лучшего качества и необыкновенная подливка к нему, яблочная пастила, халва и другие сласти. За едой бегам шепнула мне на ухо:

– А помнишь гороховую похлебку и пшенные лепешки, которыми кормили нас у Карима?

– Молчи, как бы кто не услышал, – испугалась я.

– А если и услышат, что ж такого? Будто никто не знает! Ведь матушка наваба – пошли, господи, душу ее в райские селения! – купила меня для своего сына.

– Ради бога молчи, – сказала я снова. – Сядем где-нибудь наедине, тогда и поговорим.

Покончив с едой, мы ополоснули руки и лицо, пожевали бетель. Служанка принесла и раскурила хукку. Потом бегам под разными предлогами удалила всех своих женщин.

– Наконец-то ты меня узнала, – сказала я.