Олег Борушко - Мальтийский крест

Эта чехарда надоела ему до такой степени, что он наконец плюнул. "Надо будет сделать пропуск Фоме на рынок, вот пусть и подсчитывает", – с облегчением подумал он.

Дмитрий Михайлович поежился на свежем февральском морском ветру с привкусом Сахары.

– Вам не холодно, Лаура? – спросил он.

– Во время великой осады здесь погибли почти все мужчины Мальты, – тихо сказала Лаура, устремив взгляд налево, к зеву Большой Гавани, к открытому морю. – Последними защитниками были наши женщины. Все говорят о подвигах рыцарей. А мальтийцы? Вот так-то, граф! – она резко отвернулась от Большой Гавани и прислонилась спиной к поручню. – Когда же они наконец уйдут с острова? – сказала она без всякого перехода.

– Как уйдут? – ошарашенно спросил Волконский. – Куда уйдут?

– Как пришли, так и уйдут, – спокойно ответила Лаура. – А мы останемся.

Волконский с досадой уставился направо, в грязно-желтую панораму пригорода. Из всех разновидностей женщин хлопотливей всего любить патриотку.

С суши, со стороны Флорианы, перешеек столичного мыса был перерезан рвом такой ширины и глубины, что Волконского без всякого перехода посетила мысль: недурно бы предложить Лауре прогуляться в этот инфернальный редут, раз уж лесов на острове нету. И тут его неприятно удивил флорианский акведук. Акведук ясно указывал: в Валетте воды вдоволь. "А вот ежели перекрыть акведук с суши? – служебно подумал посол. – Или можно еще туда яду насыпать…"

Волконский снова покосился на Лауру. И вдруг с ужасом представил, что в городе с перерезанной аортой может оказаться его ночная русалка – Лаура из семьи Тестаферрата…

"Вас сменят максимум через два года, – сказал ему на прощание Шешковский. – А то дипломаты, знаете ли, привыкают к стране. И начинают глядеть на русскую политику глазами местных политиканов. А это разве хорошо?"

"Слава Богу, хоть из пушек палить перестали", – подумал граф.

В этот момент над самой головой раздался оглушительный колокольный звон.

– Два часа, – сказала Лаура. – Мне пора…

"Час от часу не легче", – подумал граф.

– То есть как?… – Волконский развернулся всем корпусом… – А обед? А…

– Какой же обед в такую жару? – пожала плечами Лаура и двинулась к выходу из сада.

– Но барон ведь мне сказал… – с отчаяньем воззвал граф, поспешая за девушкой.

– Да? – Лаура остановилась.

– Ну, он ведь сказал, что если мне захочется… – граф тоже остановился.

– А вы что – всегда теперь будете делать то, что скажет барон? – Лаура вопросительно подала вперед губы.

Прохожие с удивлением смотрели на странный диалог синьора с пажом. Синьор, кажется, оправдывался, а паж, кажется, настаивал…

– Да, но барон сказал… – граф прерывисто задышал и не заметил иронии. – Он сказал, что если я захочу, то… так сказать…

– А вы хотите? – буднично спросила Лаура.

– А то! – выпалил Волконский и вдруг не к месту задумался. – Я не просто хочу, – сказал наконец посол, приближаясь. – Я жажду, Лаура!

"Какая наглость!" – изумился он.

Лаура снова предупреждающе подняла детскую ладонь. И посмотрела на графа так, что граф поневоле усомнился, точный ли свалился глагол.

– Завтра у маркиза Кассара на вилле, – ровным голосом сказала девушка.

– Да, но сегодня, Лаура? Сегодня? – Волконскому живо представилась лысая голова маркиза Кассара в арбузных полосках. – И потом, как же это мы на вилле, при гостях?…

– Тростник у источника – не помеха для подлинной жажды, – сказала Лаура. – А сегодня мне еще нельзя.

– "Нельзя, нельзя"… – проворчал граф. "Настоящего грузина это, между прочим, никогда не останавливало", – подумал он словами князя Гвенцадзе.

Придя домой, граф первым делом справился с Конфуцием. "Тростник у источника – помеха для щенка и подспорье для волка", – прочел граф правильную цитату и ненадолго задумался.

Джулио вернулся в столицу форменным героем.

Слух о подвиге рыцаря донесся до Санкт-Петербурга гораздо раньше, чем обгоревший "Святой Иоанн" пришвартовался у кронштадтского причала.

Мужчины нехотя склонялись к тому, что рыцарь, возможно, молодец, однако без Круза всей флотилии вышла бы крышка. Дамы, напротив, горячо настаивали, что иностранцы Нассау-Зиген и Круз никогда не сумели бы выиграть неравной баталии. А вот рыцарь Мальтийского ордена – тот да. Отчего рыцарь Мальтийского ордена представлялся дамам лицом национально близким – секрет не только петербургских, но и дам в целом. А еще большую загадку составляет вопрос: откуда проистек и чем питался романтический слух?

– Неужели правда? – спросила Екатерина, срочно вызвав Орлова в Зимний.

Орлов пожал плечами:

– Я получил с канонеркой коротенькую реляцию. Круз пишет, что "Святой Иоанн" сильно обгорел – но и только.

– А чего же шведы побежали?

– А хрен его знает, ваше величество. Ей-богу!

– И Круз что – о рыцаре ни слова?

– Ни намека, матушка, ни шиша.

– А откуда ж слухи?

Орлов, проницательно сощурившись, обвел глазами кабинет императрицы, скользнул по ее лицу.

– О, это загадка, ваше величество, – сказал адмирал. – Такая загадка… Дамы, изволите видеть…

– М-да, – смутилась Екатерина, в свою очередь отводя глаза. – Вечно у вас бардак, Алексей Григорьевич!

– Зато шведы бегут, матушка. А где дамы – там, известно, бардак… – Орлов невинно уставился в потолок.

Екатерина любила Алексея Орлова так, как всю жизнь любят участника детских шалостей и забавных отроческих приключений. С той разницей, что итогом одного из самых забавных явилась корона Романовых.

Григорий Орлов, былая опора трона, не оставил по себе ничего, кроме жалости, смешанной с неприязнью. Даже его умопомрачение последних лет казалось расплатой за иезуитскую гордость, коварство и скверный шантаж. У Григория не хватило духа… Или, лучше, сперло дыхание на феерической высоте. А Алексей вот – посапывает себе тихонько да работает. Хоть и старик уж совсем…

– И потом – вы же знаете Круза, ваше величество, – продолжал Орлов. – Как англичане переводят с кельтского слово "британец"? "Победитель". Это у них такая филология. А остальные нации – так, не пришей кобыле хвост. Впрочем, Круз, я чай, завтра зайдет уже в Котлин.

– Хвосты вы кобылам пришивать навострились, – раздраженно сказала царица. – Ладно, ты давай-ка Круза сразу ко мне. А сам переговори с Нассау-Зигеном. Принц веселый, а значит – независтливый. Ты понял?

– А надо нам ихний орден отличать, ваше величество? – спросил Орлов, поскребывая маковку. – Синьор Литта, конечно, человек приятный во всех отношениях. Когда бы я не знал, что он масон…

– Ты адмирал? Ну и командуй. Надо… не надо, масон, розенкрейцер… По мне – хоть иудей, лишь бы России служил. А англичанам нос утереть? Да заодно и нашим, кстати. Воюем на море, почитай, сто лет, а только Чичагова с Ушаковым и родили.