Теодор Мундт - Тихий ангел

Павел вспыхнул и, окидывая Ивана строгим и мрачным взглядом, проговорил:

– Прекрати свою бестолковую болтовню, конфискованынй бастард полумесяца, и помоги мне надеть шляпу.

Затем пройти к великой княгине и спроси, могу ли я быть принят сейчас ее императорским высочеством, так как мне необходимо видеть ее еще сегодня до моего отъезда.

Иван Павлович окончил туалет великого князя и одно мгновение стоял как бы в колебании, указывая на дверь (как бы спрашивая, должен ли он сейчас идти) и вместе с тем выделывая своим лицом страшные гримасы.

– Что с тобой, Иван? – спросил великий князь, обративший внимание на странное поведение своею камердинера.

– Должен ли я сейчас отправиться к ее императорскому высочеству великой княгине? – в свою очередь спросил Иван, серьезно и вопросительно взглядывая на великого князя.

– Не понимаю, почему ты медлишь исполнить мое приказание, – возразил великий князь, по-видимому сразу впавший от этого вопроса в дурное расположение духа.

– Граф Разумовский только что отправился к великой княгине, – ответил Иван с потупленным взором и в смущении пощипывая полу своего кафтана, – а ее высочество не любит, когда нарушают ее беседу с графом Разумовским. Я боюсь лишиться милостивого расположения великой княгини, если явлюсь к ней в это время с докладом.

– Граф Андрей Разумовский? – удивленно воскликнул Павел. – Чего же ты стоишь такие рожи при этом, дурак? Всемилостивейшая государыня назначила по моей просьбе графа Разумовского камергером к моей супруге и меня радует, что великая княгиня находит удовольствие в беседе с ним. Граф Разумовский – один из образованнейших людей России, и жаждущая знаний великая княгиня получает от него всякие сведения относительно русского государства, а кроме того он – мой верный друг, так как мы любим и знаем друг друга с самого раннего детства.

Иван Павлович низко склонился, скрестив крестообразно обе руки, и бесшумно выскользнул за дверь. Великий князь посмотрел ему вслед недоверчивым взглядом и погрузился в мрачные мысли, пока наконец не решился перейти в покои своей супруги, находившиеся в том же флигеле дворца и примыкавшие непосредственно к половине великого князя.

Павел сам дивился тому, что выказывал такую торопливость; через передние комнаты он прошел почти на носках, как будто предполагал застать врасплох свою супругу, и сразу раскрыл дверь, не объясняя даже себе то чувство, которое толкало его на это.

В покое великой княгини царила странная тишина, когда туда вошел Павел. Великая княгиня, облокотившись на оконную нишу, по-видимому был занята каким-то важным разговором со стоявшим перед ней графом Андреем Разумовским. В тот момент, когда дверь открылась и на пороге появился Павел, великая княгиня вдруг умолкла и почти испуганно взглянула на своего супруга. Граф Разумовский по-видимому тоже был приведен в смущение появлением Павла и, потупив взгляд, склонился перед великим князем.

Павел вопросительно взглянул на великую княгиню.

Та с невыразимой откровенностью вскинула на него взгляд своих прекрасных голубых глаз, придав в то же время ему выражение гордости и решимости, что всегда производило сильное впечатление на Павла.

Павел не знал, что сказать, и даже не мог объяснить себе причину чувства неудовольствия, родившегося в его душе. Можно было подумать, что он был готов обратиться за советом к своему старому другу, графу Разумовскому, так как нерешительно повернулся в его сторону и поднял на него взгляд.

Граф Андрей Разумовский был красивым статным мужчиной и производил своею фигурою и манерами большое впечатление. Его благородная осанка не давала возможности предполагать, что он происходит из простой крестьянской семьи [3]. Граф Андрей пользовался благосклонностью императрицы Екатерины и дружбой великого князя Павла. Вследствие этого он был назначен военным руководителем великого князя и единственно из личной склонности к великому князю занял пост камергера при великой княгине.

– Я, кажется, помешал вашей беседе, – осведомился Павел, одновременно окидывая подозрительными и угрожающими взглядами свою супругу и графа Разумовского.

– Мы говорили о положении крестьян, – ответила великая княгиня Наталья и взглянула на великого князя так ясно и так открыто, что Павел невольно снова потупился. – Рраф был так добр, что взялся объяснить мне жизнь русского крестьянина, и я в высшей степени благодарна ему, – добавила великая княгиня, повернувшись к графу.

– Вы говорили о русских крестьянах? – повторил великий князь и громко расхохотался. – Неужели можно рассказывать что-нибудь интересное об этих несчастных, невежественных существах.

Он так громко и так грубо смеялся, что великая княгиня вся как-то съежилась и бросила украдкой многозначительный взгляд на графа Разумовского.

– Я хотел только попрощаться с тобой, Наталья – проговорил Павел, протягивая великой княгине руку.

Она поблагодарила его формально-вежливым поклоном, который по-видимому снова привел в дурное расположение духа Павла, и он, окинув мрачным взглядом великую княгиню, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Граф Орлов, приехав снова в Петербург, остановился в маленьком дворце, принадлежавшем его роду. Он уже ранее несколько раз в силу их кратковременных наездов в столицу останавливался там. Выбором этого не особенно удобного и не роскошного дворца Григорий Орлов хотел показать, что, появившись снова при дворе Екатерины, он вовсе не рассчитывает занять свое прежнее положение. В противном случае он должен был бы переехать в Зимний дворец, в те самые аппартаменты, которые были отведены ему некогда, когда он был властителем повелительницы одного из могущественных государств.

Таким образом, остановка графа Орлова в старом маленьком дворце была не чем иным, как обманным кокетством, желанием показать, что он каждую минуту готов покинуть Петербург. В то время, как он сидел у себя во дворце, обдумывая план действий, в комнату вошел камердинер, доложивший, что приехал великий князь Павел и адъютант великого князя пришел спросить, может ли граф Орлов принять его. На одно мгновение Орлов как бы смутился, а затем резким голосом крикнул:

– Талкуна!

В тот же момент в комнату вошла далеко не молодая женщина, необъятной толщины и весьма своеобразно одетая. Она была в длинном, ниспадавшем складками пурпурном одеянии, украшенном по бокам золотым шитьем.

На голове у нее был такого же цвета тюрбан, тоже весь затканный золотом, с которого сзади свешивались две тяжелые кисти. Она казалась не то предводительницей дикого племени, не то рабыней. Ее большие блестящие глаза были великолепны, но выражение этих глаз и всего лица было столь гордо и столь бесстыдно, что становилось совершенно непонятным, каким образом граф Орлов мог питать к ней нежные чувства.