Джеймс Джонс - Отныне и вовек

Штаб-сержант Джеферсон привез женщин, а они все еще продолжали говорить. Говорили и говорили. Хомс слушал с неослабевающим вниманием, теперь он понимал, что из-за Пруита попал в такое положение, когда нельзя больше оставаться в стороне, он должен либо довести дело до конца, либо сдаться. Слейтер развивал эту мысль с внушающей доверие убежденностью — с ним самим однажды случилось нечто подобное, — и глаза его поблескивали.

Усевшиеся к ним на колени два мясистых женских экземпляра пили и озадаченно слушали. Джейк и оба майора давно плюнули на все это и отправились в другие комнаты заниматься тем делом, ради которого пришли.

Но Хомс забыл, зачем он здесь. Этот разговор приоткрывал ему новые, необозримые горизонты. Он теперь ясно видел многое, о чем раньше даже не догадывался. И он напряженно, сосредоточенно вглядывался в мелькавшие перед ним картины, успевая выхватить только отдельные детали, потому что облака снова все заволакивали; но тут же возникали новые картины, и у него не пропадала надежда, что, может быть, он разглядит их целиком.

— Разум, — говорил Слейтер, — величайшее из всех достижений человечества. Но относятся к нему самым пренебрежительным образом и применяют крайне редко. Неудивительно, что умные, тонкие люди становятся озлобленными циниками.

— Я всегда это чувствовал, — возбужденно сказал Хомс. — Я всю жизнь об этом догадывался. Только смутно.

— Все упирается в боязнь. Боязнь — ключ ко всему. Когда научишься определять степень боязни — а боязнь есть у любого, — ты можешь безошибочно предсказать, насколько человеку можно доверять и до какого предела можно его использовать. Следующий шаг, конечно, это стимулирование боязни искусственно. Она заложена в человеке, ее надо только пробудить и укрепить. Чем сильнее боязнь, тем сильнее контроль.

— Котик, что такое бой-азь? — спросила японка, сидевшая рядом со Слейтером на подлокотнике его кресла.

— Страх. — Слейтер улыбнулся.

— А-а. — Она озадаченно поглядела на свою напарницу.

— Слушайте, мальчики, чего это с вами? — спросила китаянка, сидевшая на коленях у Хомса.

— С нами? Ничего, — ответил Слейтер.

— Может, мы вам не нравимся? — спросила японка.

— Ну почему же? Вы очень славные девочки.

— Ты на меня сердишься? — спросила Хомса китаянка.

— За что мне на тебя сердиться?

— А я знаю? Может, я что не так сделала?

— Пошли, Айрис, — сказала японка. — Ну их к черту. Пойдем найдем того седого, толстенького. Он с Беулой. Может, там будет повеселее.

Айрис встала.

— Я тебя ничем не обидела? — заискивающе спросила она Хомса.

— Да нет же!

— Вот видите? — улыбнулся Слейтер, когда они ушли. — Теперь понимаете, что я имел в виду, когда говорил про боязнь?

Хомс рассмеялся.

— Знаете, — продолжал Слейтер, — я тысячу раз пытался объяснить это Джейку. Я это ему втолковываю с того дня, как сюда приехал. Джейк — человек весьма способный. Если бы он еще умел эти свои способности применить.

— Но он довольно стар, — осторожно сказал Хомс.

— Слишком стар. Вот уж кто действительно блуждает в потемках. А казалось бы, человек с его опытом и выучкой должен уловить дух времени. Но он не улавливает, он все еще боится. Джейк Делберт — трус и такой ханжа, что скорее готов всю жизнь верить в сентиментальную чушь, которую он пишет в своих обращениях к полку, чем попытаться помочь человечеству. А когда все это морализирование подступает ему к горлу, он облегчается с помощью таких вот мальчишников.

Вы не подумайте, что я не терплю подобных людей. Они мне вполне симпатичны, и я к ним прекрасно отношусь. Когда они на своем месте. Но посвящать им дело всей жизни нельзя. Иначе скатишься на дно. Человек должен верить в нечто большее, чем он сам.

— Именно, — горячо сказал Хомс. — Именно в нечто большее, чем он сам. Только где это большее в наше время найти?

— Нигде. Только в разуме. Знаете, Динамит, в капитанах вы уже пересидели, но в майоры вам еще рановато. В вашем возрасте я сам был всего лишь майором. И я тогда еще даже не начал постигать новую логику времени. Если бы не один умный человек, который стал меня продвигать, я бы и по сей день ходил в майорах и был бы Джейком Делбертом номер два.

— Но вы несколько другой случай, — заметил Хомс. — Когда вам объяснили, вы сами захотели прислушаться к голосу разума.

— Именно так. И мы сегодня должны выдвигать людей, которые способны усвоить эту теорию применительно к нашей профессии. А очень скоро их понадобится еще больше. И перед ними открываются совершенно безграничные возможности.

— Звание меня не волнует, — сказал Хомс. Он говорил это и раньше, он помнил, но сейчас это была правда, он говорил искренне. — Меня волнует только, как найти по-настоящему прочную почву, крепкий фундамент, который мыслящий человек мог бы взять за основу, как найти железную логику, которая не подведет. Дайте мне это, а звание пусть катится к черту.

— Точно так же рассуждал и я. — Слейтер еле заметно улыбнулся. — Знаете, человек вашего типа мне бы пригодился. Бог свидетель, у меня в штабе достаточно идиотов. Мне нужен хотя бы один толковый работник. Вы бы хотели перевестись в бригаду и работать у меня?

— Если вы действительно считаете, что я справлюсь. — Хомс скромно потупился. Интересно, что на это скажет Карен? Ха! Будь ее воля, он бы никогда не попал ни на один из этих мальчишников. И что бы тогда его ждало? Он представил себе, какая рожа будет у Джейка Делберта.

— Что значит, если справитесь? Ерунда! Короче, если хотите, считайте, что я вас взял. Я займусь этим завтра же. Понимаете, — продолжал Слейтер, — вся эта история с вашим Пруитом важна лишь в том плане, в каком она касается вас лично. Боксерская команда и даже ваш престиж тут ни при чем. Суть в другом — для вас это лишь разбег, проверка и воспитание характера.

— Мне это раньше не приходило в голову.

— Я думаю, пока вы не развяжетесь с этой историей, вам не стоит переводиться. В ваших же собственных интересах, понимаете? А когда развяжетесь и переведетесь, то сможете послать весь этот дурацкий бокс к чертовой матери. Мы найдем вашей энергии более достойное применение.

— Да, наверно, так и надо. — Хомс не был уверен, что ему хочется рвать с боксом.

— Что ж, — Слейтер улыбнулся и встал. — Я, пожалуй, еще выпью. Думаю, мы с вами наговорились. Теряем драгоценное время, а? Пойду-ка поищу этих дурех.

Он шагнул к столу за сифоном, и от философа не осталось и следа, как будто нажали кнопку и часть его мыслительной системы отключилась.

Капитан Хомс был поражен, а потом даже испугался. Забыть все это было не так-то легко. Ведь перед ним только что возник образ некоей новой силы, которая создаст новый, совершенно иной мир, мир, наделенный реальным смыслом, опирающимся на логику, а не примитивным смыслом проповедей моралистов. И этот смысл пробьет себе дорогу не в теории, а на практике, потому что его опора — реальная сила. Сила удивительно гуманная, обладающая великими потенциальными возможностями творить великое добро и поднять человечество на новые вершины, несмотря на свойственные людям тупое упрямство и инертность. Сила, трагичная в своей гуманности, потому что ее никогда не поймут массы, желающие только заниматься блудом и набивать себе животы. Сила, которую оправдает лишь суд истории, потому что судьбы великих людей и великих идей всегда трагичны. У него все свело внутри от забытого со времен детства непреодолимого желания беспричинно заорать во все горло. Как мог Слейтер с такой легкостью нажать кнопку и все это отсечь?