Джеймс Джонс - Отныне и вовек

События развивались быстро. Через неделю Айка Галовича бесцеремонно поперли со склада, а вместо него был назначен повышенный в штаб-сержанты Пит Карелсен, которого благодетель Хомс встретил теперь уже совсем малопонятным рычанием и заставил согласиться, пригрозив разжаловать и торжественно пообещав, что, как только восходящая звезда в наилегчайшем, выпускник сержантской школы Мало выучится на снабженца, Карелсен вернется в свой любимый взвод оружия. Пит не разговаривал с Тербером две недели.

Но еще до всего этого капитан Хомс, войдя утром в канцелярию, обнаружил у себя на столе подписанное Тербером заявление и так возрадовался, что, несмотря на полный развал в администрации роты, тут же предложил своему старшине три дня увольнительной, а когда Тербер отказался, потому что (как он сказал) он не может в такой тяжелой ситуации бросить роту на произвол судьбы, капитан не только возрадовался еще больше, но и еле сумел подобрать слова признательности, а потом, чего давно не бывало, начал по любому поводу расхваливать своего старшину на всех углах. Тербер дождался, когда Пита поставили на склад, и на следующее утро попросил тридцатидневный отпуск.

От такой просьбы радужная благожелательность Хомса заметно потускнела.

— Сержант, вы с ума сошли! Тридцать дней?! — От растерянности он даже забыл снять шляпу. — Это невозможно! Вы сами знаете. Я с удовольствием дам вам увольнительную на три дня, я ведь уже предлагал. Даже две увольнительные по три дня. Это не зачтется в отпуск, и вы сохраните его целиком. Но тридцать дней… Вы с ума сошли! Тем более в такое время, как сейчас.

— Сэр, я уже больше года не могу уйти в отпуск, — упрямо талдычил свое Тербер. — Я все время откладываю. Если не уйду сейчас, то останусь без отпуска совсем. Пока на складе сержант Карелсен, мы можем не волноваться еще минимум полгода. А если я затяну с отпуском так надолго, мне его потом вообще не дадут.

— По инструкции он вам уже и сейчас не положен, — отрезал Хомс. Его благожелательность таяла на глазах. — Вы сами знаете. Отпуск, предоставляемый при возобновлении контракта, можно получить только в течение первых трех месяцев, а затем он автоматически аннулируется. Вы должны были пойти в отпуск вовремя.

— Если по инструкции, то я должен был пустить все в роте на самотек, и рота давно бы накрылась, — сказал Тербер. — Как вы знаете, сэр, я не брал отпуск только потому, что надо было поставить роту на ноги.

— Пусть так. — Хомс заколебался. — Но тридцать дней! И в такое время! Совершенно немыслимо.

— Я не уходил в отпуск, потому что думал об интересах роты, — упорно гнул свою линию Тербер. Он достаточно хорошо знал Хомса и не стал прибегать к такому грубому средству, как явный шантаж: из гордости Хомс немедленно бы ему отказал. Но скрытый намек в его словах присутствовал, к тому же еще слишком свежа была память о переводе Ливы. Капитан Динамит Хомс больше не был любимчиком Джейка Делберта.

Динамит сдвинул шляпу на затылок и сел за стол.

— Я хочу вам кое-что объяснить, сержант, — доверительно сказал он. — Вы сами скоро будете офицером, и наш разговор, возможно, вам пригодится. Присаживайтесь, сержант, что вы стоите? Через два-три месяца вы, черт возьми, начнете обыгрывать меня в покер в офицерском клубе! Мы уже вполне можем обходиться без всех этих формальностей.

Тербер неуверенно опустился на стул.

— Я не собираюсь задерживаться в этом полку надолго, — откровенно и все с той же доверительной интонацией сказал Динамит. — Вы, конечно, понимаете, это строго между нами. Я жду, что в ближайшие месяц-два меня по личному приказу генерала Слейтера переведут в звании майора в штаб бригады.

— Замечательно, — услышал Тербер свой голос.

— Вы, как и многие другие, вероятно, думаете, что, раз я в немилости у нашего Большого Белого Отца, моей карьере конец. — Динамит усмехнулся. — Но «если это и безумие, то в своем роде последовательное» [42]. Вот об этом-то другие не догадываются. Генерал Слейтер берет меня в штаб своим личным адъютантом, — с пафосом сообщил он и сделал паузу.

— Черт возьми! — Тербер притворился, что поражен.

— Первое правило, которое обязан усвоить каждый офицер, гласит: умей менять лошадей часто и даже на переправе, но так, чтобы не замочить ног. — Динамит улыбнулся. — Это самое важное из всего, что должен знать офицер. Солдаты и сержанты — другое дело, они могут обойтись и без подобной политики. Конечно, им она тоже иногда помогает, но для них это не первостепенная необходимость, они спокойно проживут и так. А офицеру без политики нельзя. Это первое, что вы должны запомнить.

— Ясно, сэр, — услышал Тербер свой голос. — Спасибо.

— Переведут меня только через пару месяцев, — продолжал Хомс. — Но переведут обязательно, это ясно как божий день. Если бы вы не подали в офицеры и если бы я не считал, что вам полезно это знать, я ничего бы вам не сказал. Но я обещаю: когда я перейду в штаб бригады, я пробью вам двухнедельный отпуск. Как вам такой вариант?

— Мне бы лучше сейчас, — сказал Тербер. — И не две недели, а все тридцать дней. Если бы мне не причиталось, тогда другой разговор.

Динамит отрицательно покачал головой.

— Сержант, я вам предлагаю лучший из возможных вариантов, — мягко сказал он. — И не как ваш командир, а, скорее, как собрат по оружию. Если бы вы не надумали стать офицером, у меня, наверно, и мысли бы такой не возникло. Но теперь я отношусь к вам как к равному. Тем не менее, — дружелюбно продолжал он, — это максимум, что я могу вам предложить. Мне, как, впрочем, и вам, совершенно наплевать, что будет с этой ротой, но, если сейчас, в этой ситуации и особенно в такое время я подам рапорт с просьбой отпустить вас на целый месяц, рапорт немедленно завернут и, более того, нам обоим это зачтется в минус. Политика, сержант, политика. Все далеко не так просто, как кажется на первый взгляд, — таинственно намекнул он с видом знающего человека.

Тербер внимательно наблюдал за ним, все еще чувствуя себя неловко от того, что сидит в присутствии офицера.

— Ну так как? — мягко спросил Динамит. — Две недели. Ровно через два месяца. Ничего лучшего вам не предложит никто.

— Ладно, согласен, — сказал Тербер. Никогда не стоит перегибать палку. Одно чрезмерное усилие — и от апельсина останется труха, а к выжатому соку не прибавится ни капли.

— Прекрасно, — кивнул Хомс. — В таком случае по рукам. Но вы, конечно, понимаете, если наш разговор станет известен еще кому-нибудь, все отменяется.

— Законное условие.

— Не условие, а прикрытие, — поправил Хомс. — Поверьте мне, сержант, для офицера важнее всего обеспечить себе прикрытие.

— Я вам верю, — кисло сказал Тербер.

— Отлично. — Хомс бодро улыбнулся. — Мы сегодня еще увидимся. А сейчас у меня кой-какие дела в штабе.