Феликс Дан - Схватка за Рим

– Разве этот мрачный мечтатель так опасен?

– Опаснее всех! К тому же еще он личный мой враг, и отец его также был мне враг.

– Почему же?

– Он был моим соседом под Флоренцией. Мне хотелось иметь его участок, а он не уступал. Долго теснил я его, и наконец – земля моя. Святая церковь уничтожила его брак, отняла все его имущество и… очень дешево уступила его мне, потому что… я оказал услуги церкви во время его процесса.

– А, понимаю. И Тейя знает эту историю?

– Нет. Но ненавидит он меня уже за одно то, что я владею его землей. А он такой человек, что вырвет своего врага из рук самого Бога. Но вернемся к делу. Прочти еще раз наш договор, и подпишем его.

Петр начал читать:

«Во-первых, король Теодагад отказывается от Италии и принадлежащих ей островов и провинций готского государства в пользу Юстиниана, императора византийского, и его преемников. Он обещает открыть без сопротивления Рим, Неаполь, Равенну и все остальные крепости государства.

Во-вторых, король Теодагад всеми силами будет стараться обезоружить все готское войско и небольшими отрядами перевести его за Альпы. Жены и дети их по выбору могут или отправляться за войском, или идти рабами в Византию.

В-третьих, за все это Юстиниан оставляет Теодагаду и его супруге право носить пожизненно титул короля. И в-четвертых…»

– Этот параграф я должен прочесть своими глазами, – прервал Теодагад и, взяв из рук Петра документ, прочел:

«В-четвертых, император оставляет королю готов не только все земли, которые составляют его, короля, частную собственность, но и королевские сокровища готов, где одного чистого золота насчитывается сорок тысяч талантов. Кроме того, он уступает ему пожизненно половину всех государственных доходов Италии…»

– А знаешь, Петр, я мог потребовать больше – не половину, а три четверти.

– Требовать-то можно, – ответил горбун, – но вряд ли ты получишь: я и так уже обещал тебе много больше, чем уполномочен.

– Но все же я буду требовать. Вот я зачеркнул слово «половина» и вместо него написал «три четверти».

В эту минуту вошла Амаласунта, в длинной черной мантии, в черном, усеянном серебряными звездами покрывале, очень бледная, величественная, все еще королева, несмотря на потерю короны. Особенное величие предавало ей глубокое горе, которое отражалось на бледном ее лице.

– Король готов, – сказала она, – прости, что я, подобно темной тени из царства мертвых, пришла омрачить день твоего празднества. Но это в последний раз. Я пришла прямо от гроба моего благородного сына, где я оплакала свое ослепление и свою вину, пришла для того, чтобы предостеречь тебя от такого же ослепления и такой же вины.

Глаза Теодагада забегали от ее взгляда.

– Недоброго гостя застаю я у тебя в этот час, король готов, – продолжала Амаласунта. – Для короля – все спасение в его народе: слишком поздно узнала я это, слишком поздно для себя, но, надеюсь, не поздно для моего народа. Не доверяй Византии: это щит, который раздавит того, кто станет под его защиту. Не делай того, чего требует от тебя этот человек. Я вижу, – и она указала на документ, – что вы уже заключили договор. Откажись от него, Теодагад, он тебя обманет.

Теодагад боязливо потянул к себе документ и бросил недоверчивый взгляд на Петра. Тогда византиец выступил вперед.

– Что тебе нужно здесь, бывшая королева? Тебе хочется управлять этим королем? Нет, твоя власть уже кончилась.

– Да, – подтвердил ободренный Теодагад. – Оставь нас, я буду делать то, что мне нравится. Вот, смотри, я подписываю договор на твоих глазах.

– Вот видишь, – с довольной улыбкой сказал Петр, – ты пришла как раз вовремя, чтобы подписаться, как свидетельница.

– Нет, – ответила Амаласунта, грозно взглянув на обоих, – я пришла вовремя, чтобы разрушить ваш план. Прямо отсюда я направлюсь в народное собрание и объясню там всему народу предложения и планы Византии, а также измену этого короля.

– Но ты этим обвинишь и себя, – спокойно заметил ей Петр.

– Да, я обвиню и себя. Я разоблачу свою глупость, всю свою кровавую вину и охотно приму смерть, которую заслужила, но этим самообвинением я предупрежу и подниму весь народ: вас встретит целый лес копий, и своей смертью я спасу готов от опасности, которую навлекла на них при жизни.

И в благородном одушевлении она вышла из комнаты. Теодагад в испуге смотрел на Петра.

– Посоветуй, помоги, – пролепетал он наконец.

– Советовать? Тут только одно может помочь. Эта безумная погубит всех нас. Ни в коем случае не должна она исполнить свою угрозу. Ты должен позаботиться об этом, – ответил Петр.

– Я? Что я могу сделать? Где Готелинда? Она одна может помочь! – вскричал в отчаянии Теодагад.

– Она и префект, – сказал Петр. – Пошли за ними.

– Прежде всего она не должна выходить из дворца! – вскричала Готелинда, как только узнала о случившемся. – Она не должна видеться ни с одним из готов.

Готелинда торопливо вышла, чтобы поставить преданных ей людей у дверей Амаласунты, и тотчас возвратилась назад.

– А ты, Цетег, – обратилась она к префекту, вошедшему вслед за ней, – что считаешь нужным сделать прежде всего?

– Я считаю необходимым выяснить наши желания. Видишь ли, Петр я больше всего люблю Италию и забочусь только о ее благе. Конечно, больше всего я хотел бы видеть ее свободной. Но это невозможно: мы не можем изгнать варваров собственными силами, придется обратиться к помощи Византии. Но эта помощь должна быть в самых необходимых размерах, ни один отряд Византии не должен ступить на почву Италии прежде, чем я позову его. Мы хотим вашей защиты, но не вашей тирании. Велизарий, я знаю, стоит у берегов Сицилии. Он не должен высаживаться. Мне не нужен Велизарий. По крайней мере теперь. Он должен возвратиться назад. И если ты, Петр, не пошлешь ему приказа возвратиться, то я вам не союзник. Я знаю Велизария и Нарзеса и их солдафонское господство. Знаю и готов – они очень кроткие и мягкие властители. И мне жаль Амаласунту: она была матерью моему народу. Итак, выбирай: Велизарий или Цетег. Если только Велизарий высадится, Цетег и вся Италия станут за Амаласунту и готов, и тогда посмотрим, удастся ли вам овладеть хоть пядью этой земли. Если же Велизарий удалится, Цетег и вся Италия добровольно подчинятся Византии.

– Как ты смеешь, гордец, ставить условия нам, королю и королеве? – с яростью вскричала Готелинда. Не Петр поторопился вмешаться.

– Ты прав, Цетег. Но если Велизарий удалится, ты безусловно станешь на нашу сторону?

– Безусловно.

– В таком случае вот приказ Велизарию. Можешь сам отправить его. И, написав письмо, он передал его префекту. Цетег внимательно прочел его и вышел.

– Петр, – сказал тогда Теодагад, все время молчавший. – Ради всех святых, что ты сделал? Ведь все наши планы основывались на высадке Велизария, а ты отправляешь его домой?