Ольга Рогова - Сын гетмана

– Матушка! – говорила Локсандра. – Неужели отец и теперь будет упорствовать? Неужели он навлечет беду на всю Молдавию?

– Что ему Молдавия? – с оттенком презрения проговорила господарша. – Он честолюбец и за своим честолюбием ничего другого не видит.

– Поговори с ним, матушка! Он тебя послушает, – вкрадчиво говорила Локсандра, ласкаясь к мачехе.

– Разве я ему не говорила? – возразила господарша. – Разве я не умоляла его не слушать тех, кто давал ему советы на его же погибель? А теперь уж поздно: татар ничем не остановишь; они давно ждали случая поживиться в Молдавии.

Тем не менее, уступая настоятельной просьбе Локсандры, господарша пошла к князю. Но действительно было поздно; на княжеской половине господствовало полное смятение. Слуги бегали, кричали что-то друг другу. Великий вистерник быстро прошел мимо княгини, даже не заметив ее; великий армаш горячо о чем-то толковал с ключарем и меченосцем. При входе в княжескую комнату господарша встретилась с одним из бояр, спешившим куда-то сломя голову.

– Что случилось? – остановила его княгиня.

– Казаки, татары! – отвечал он поспешно и побежал дальше.

Господарша застала мужа в каком-то оцепенении. На ее расспросы он едва ответил ей, что казаки и татары подступают к Яссам. Все окрестности в ужасе, все предано огню; от Сорок остался один только пепел; татары режут и грабят немилосердно, не жалеют ни женщин, ни детей, ни стариков.

– Разве нельзя обороняться? – спросила господарша.

– Их больше сорока тысяч, – отвечал князь, – нам же не собрать и десяти. Я уже послал гонца к Потоцкому, а пока надо бежать, спасаться, чем скорее, тем лучше.

Несколько дней прошло в тревожном ожидании; всякий заботился о себе, всякий прятал свои сокровища, деньги, имущество. Господарь впал в полное уныние, не отвечал на вопросы придворных и мрачный сидел у себя в комнате, оживляясь только тогда, когда речь заходила о его несметных богатствах, которые он рассылал повсюду в надежные и укромные уголки. Зато господарша деятельно готовилась встретить ожидаемое нападение. Она ободряла придворных, распоряжалась всем и каждый день упрашивала князя уехать из Ясс, чтобы не подвергнуться жестокости татар.

– Еще не все потеряно, – говорила она, – мы можем стянуть войска к какому-нибудь укрепленному городу и выждать помощи коронного гетмана.

Но господарь медлил. Он видел сумрачные лица бояр и боялся измены с их стороны гораздо более, чем нападения врагов.

– Пока я здесь, в столице – я князь, – говорил он, – а стоит мне только уехать отсюда, они выберут другого.

На скорую руку город укрепили, как только могли; однако все отлично понимали, что ни эти укрепления, ни собранная военная сила не могут устоять перед дружным натиском врага. Каждый новый день приносил все более тревожные слухи. Главные силы татар и казаков двигались к Яссам, не щадя ничего на пути: ни деревень, ни сел, ни нив, ни пажитей. От главного войска отделилось множество мелких летучих отрядов, наполнявших ужасом всю Молдавию.

Наконец татары и казаки подступили к самым Яссам. Им ничего не стоило пробить стены, разрушить предместья и зажечь город в нескольких местах. Крики, смятение, беспорядок наполняли улицы, женщины с отчаянием бросались в пламя, чтобы только не попасть в руки татар. Мужчины защищались слабо, да и силы неприятелей в несколько раз превышали молдавское войско.

– Бежать, бежать! – пронеслось по княжескому дворцу.

В это трудное время, как из-под земли, появился Янкель с предложением своих услуг. Он знал в лесу прекрасное укромное убежище между скал, в ущелье, куда никто не найдет дороги. Выбирать было некогда. Господарь, господарша, Локсандра, Георгица с женою и еще несколько придворных последовали за Янкелем. Искусно лавируя по переулкам и отдаленным площадям, корчмарь привел своих высокопоставленных спутников к подошве скалы и спустился с ними в глубокое ущелье, где им и пришлось пробираться в полутьме, скользить по мокрым камням, спотыкаться о гнилые пни. Ущелье это довело их до небольшой котловины, поросшей столетними буковыми деревьями и спрятанной среди высоких отвесных скал. В котловину вел один только узкий проход, задрапированный густым кустарником; в этот проход можно было пролезать только по одному, и то с некоторым трудом.

Семейство Янкеля приняло гостей, как умело. Проворная шинкарка приготовила скромный ужин; но до него никто не дотронулся, все были слишком взволнованы.

На небе горело громадное зарево пожара, и Василий со слезами на глазах восклицал:

– Яссы, Яссы мои! Что с вами теперь будет?

Локсандра молча следовала за отцом и матерью; она побледнела и похудела, глаза ее горели лихорадочным блеском, губы дрожали. Судорожно сжимая руки, она не решалась заговорить с отцом, а между тем чувствовала, что говорить ей надо и именно теперь, когда еще можно остановить дальнейшее бедствие.

Пан Кутнарский тоже был здесь; пользуясь покровительством Янкеля, он успел проскользнуть в укромное убежище раньше всех других; по его-то совету Янкель и осмелился предложить свои услуги князю и его семейству. Волнение княжны не ускользнуло от зорких глаз поляка; он читал все, что делалось в ее душе, и, взвесив все обстоятельства, решился действовать. С самым подобострастным поклоном он обратился к Локсандре:

– Да не пренебрежет прекрасная княжна советом своего нижайшего слуги, – проговорил он вкрадчиво.

Локсандра недоверчиво подняла на него глаза.

– Одна княжна может спасти всех, – еще вкрадчивее продолжал Кутнарский.

Локсандра молчала; но ее большие черные глаза вопросительно остановились на лице говорившего.

– Княжне стоит только повидать пана Тимоша, и храбрый рыцарь сложит оружие к ее ногам, – полушепотом проговорил пан, пытливо вглядываясь в лицо девушки и желая уловить впечатление, произведенное его словами.

Локсандра вздрогнула и опустила глаза. Поляк подсказал ей ее собственные мысли, в которых она не смела дать себе отчета.

– Я устрою это, – продолжал шептать пан, – если только ее светлость согласна.

Локсандра подняла на него глаза.

– Это ни к чему не приведет, – тоскливо проговорила она. – Если я и увижу его, что я ему скажу? Отец не согласится отдать меня ему, а без этого согласия все мои просьбы не достигнут цели.

– Даю честное слово шляхтича, мы принудим князя изменить свое решение. Княжна может смело обещать это молодому льву; он только ей одной поверит.

Локсандра помолчала несколько секунд; ею, видимо, овладевало внутреннее волнение, в душе боролись любовь и чувство долга, боязнь отцовского гнева, и в то же время широкой волной набегало какое-то непонятное чувство радости при одной мысли, что она может увидать своего рыцаря.