Константин Бадигин - Кольцо великого магистра (с иллюстрациями)

Герой Советского Союза, в прошлом прославленный полярный капитан, а ныне известный писатель Константин Сергеевич Бадигин эту увлекательную книгу писал в г. Калининграде. В то время в центре этого города высились руины средневекового замка. Бюргерские домики под черепичными кровлями, тесно прижавшись друг к другу, стояли вдоль узких улочек, вымощенных брусчатником, отполированным еще подковами рыцарей. На каждом шагу все здесь напоминало о недобром прошлом Тевтонского ордена, железом и кровью утвердившегося на благодатной земле древних пруссов и не раз совершавшего разбойничьи набеги на Литву и Россию. Возможно, что именно это и побудило К. Бадигина создать роман о далеком прошлом Орденского государства.

Придумать сюжет было не так уж трудно. Своим героем Бадигин избрал молодого русского моряка, преданного Родине, смелого и прямодушного Андрейшу. Нетрудно было познакомить Андрейшу с полурусской красавицей Людмилой и бросить героев в гущу событий, которыми так богата история тех мест. Но тут и ждали автора пугающие трудности. Историю не придумаешь. Пришлось разобраться в сложнейшей путанице событий пятисотлетней давности, «окунуться» в средневековье, «пожить» там, а вернувшись в современность, не упустить из памяти ни одной мелочи… А впереди еще ждал горячий спор с писателями прошлого, освещавшими эпоху с религиозных позиций… Но К. С. Бадигин привык преодолевать трудности. Вот всего один пример: во время трехлетнего дрейфа ледокола «Седов» в Приполярье он задумал не только сохранить корабль, а еще и обогатить науку об океане. Но оказалось, что никто не ждал этого. На судно не погрузили трос для глубоководных промеров. Тогда капитан со своей крошечной командой решил вручную сплести новый трос из распущенных судовых канатов. Самодельный трос часто обрывался. Но моряки победили: каждый раз начиная с нуля, они сумели заглянуть на дно полярного океана. Так и тут: изучив отечественный материал и убедившись, что этого недостаточно, писатель поехал в Берлин и в Гданск, перерыл архивы и библиотеки и только тогда по-настоящему принялся за роман.

В то время за плечами у К. С. Бадигина было уже кандидатское звание. Уже вышли в свет массовыми тиражами его исторические романы о людях, судьба которых до сих пор глубоко волнует молодого читателя и у нас и далеко за пределами нашей Родины. Уже промелькнули эти люди на киноэкранах. А он, заканчивая эту, уже задумывал новые книги, которым суждено было появиться годы спустя.

Андpей Некpасов

Мастер Бутрим сидел у верстака, держа в руках наполовину сделанную деревянную миску. На верстаке вперемешку со стружкой валялись малые и большие долота, ножи, топорики, и пол был густо усыпан опилками и кусочками дерева.

Напротив хозяина, сняв кожаный шлем и вытянув длинные ноги, развалился на скамейке солдат. Небольшая рыжая бородка украшала его лицо, изуродованное ударом палицы.

— Ты должен отдать за меня свою дочь, — упрямо стоял на своем солдат.

— У нее есть жених, — вздохнув, ответил литовец, — мореход из Новгорода.

— Жени-их, вот как! Значит, я напрасно шатался в твой дом? Настоящему саксонцу, верному католику, отказ, а какой-то там русский мореход…

— Они давно помолвлены. Вспомни, Людмила об этом сказала сразу. — Литовец с трудом заставлял себя отвечать непрошеному гостю.

Его волновало совсем другое: вчера гонец из Вильни принес страшную весть о смерти князя Кейстута. «Смерть князя повлечет за собой грозные события, — думал Бутрим. — Недаром священный дуб у каменного урочища сронил листву… А что с Кейстутовым сыном Витовтом, что с княгиней Бирутой, живы ли?» И еще он старался понять, зачем его, Бутрима, великий жрец призывал к себе… Все перепуталось у него в голове, а надоедливый жених все пристает и пристает со своими разговорами.

— Мало ли что говорит девица! — продолжал солдат. — Настоящий мужчина не обращает внимания на легкое женское слово… Если она и помолвлена, это ничего не значит. Прицелиться еще мало, надо выстрелить. Я верный католик и плюю на русскую веру.

— Это твое дело, — спокойно ответил литовец. Он поправил пряди серых, как у волка, волос, прилипшие к потному лбу, и, нагнувшись над верстаком, продолжал работу.

Мастер Бутрим чувствовал себя твердо. Он крестился в Вильне у русского попа и был назван Степаном. А жена его, Анфиса, — русская, из Великого Новгорода. В Альтштадте и Кнайпхофе он славился как отличный мастер и честный человек.

Каждый год его приглашали в Кенигсбергский замок на пробу пива вместе с остальными почетными гражданами. Сам главный эконом покупал у него деревянную посуду и был о нем превосходного мнения.

Казалось, разговор был закончен, но солдат все сидел. Он разглядывал пробор на голове литовца, седые волосы, покрывавшие его плечи, деревянный крест на груди. «Ты не хочешь со мной породниться, сволочь, — думал он, — а сам вырезаешь из янтаря поганских богов, торгуешь амулетами и знаешься с нечистым».

Солдат недавно разузнал, что литовец мастерит не только деревянные миски и ложки, и хотел этим воспользоваться.

— Вот что, Стефан, — сказал он после раздумья, — я, Генрих Хаммер из Саксонии, клянусь вывести тебя на чистую воду, если не отдашь Людмилу!

— Насильно отдавать девку не стану, — пробурчал литовец, — и чистой воды не боюсь. Не пугай зря. — Однако он насторожился.

— Не боишься? — наступая солдат. — А если я, честный католик, донесу на тебя в орденский замок? Думаешь, тебе там поверят? А потом… Ну-ка, взгляни сюда.

Солдат вынул из сумки что-то завернутое в грязную тряпку.

— Это литовский бог Перкун. Узнаешь? — с торжеством сказал он. — Я видел, как ты его вырезал. За это дерьмо в судилище с живого снимут шкуру. И ты еще продолжаешь смеяться?! Теперь выбирай: или отдашь за меня Людмилу, или я иду доносить.

— Подлец! — вскипел литовец. — Ты ходил в мой дом как гость, ел мой хлеб и подглядывал за мной?!

— Подожди, — солдат поднял руку, — не торопись. Десять моих товарищей, честных католиков, присягой подтвердят мои слова. Я посмотрю, как ты будешь брыкаться в петле. Подумай, прежде чем говорить «нет».

Он брызгал слюной, скривился, покраснел. Рыжая борода смешно поползла в сторону.

Бутрим брезгливо вытер лицо, медленно поднялся со стула и шагнул к солдату. С кожаного фартука на пол посыпались стружки. Огромные кулаки литовца сжались, на лбу и на шее набухли синие жилы. Он взял солдата одной рукой за воротник кафтана, другой — за пояс, приподнял, открыл ногой дверь и выбросил на улицу. Громыхнув мечом, солдат растянулся в пыли.