Юрий Корольков - Тайны войны

Все эти и множество других событий будто бы вписывались симпатическими чернилами между строк на листке внешне безобидного письма шпиона-осведомителя. И только время, да и то не всегда, подобно сложному химическому реактиву, помогает проявить логическую связь исторических событий и разрозненных фактов…

Совершенно безразлично восприняли пассажиры лайнера «Куин Элизабет» появление на верхней палубе немолодого военного, занявшего с женой и сыном каюту по правому борту. Лайнер стоял в манильском порту и уходил очередным рейсом в Сан-Франциско. Это было года за два до вступления Соединенных Штатов в войну.

Сочетание почтенного возраста и звания подполковника не говорило в пользу нового пассажира. В такие годы преуспевающие офицеры давно выходили по меньшей мере в бригадные генералы Подполковник американской армии, с узким, худощавым лицом, торчащими в стороны ушами и выдающимися вперед зубами, был одним из помощников генерала Макартура, занятого реорганизацией филиппинской армии. Шли упорные слухи, что Филиппины получат наконец независимость, и в Пентагоне принимали срочные меры, дабы сохранить в своем подчинении будущую национальную армию.

Имя подполковника, возвращавшегося на родину, было Дуайт Эйзенхауэр. Он относился к категории военных средней руки, и потому ни его фамилия, ни внешность не привлекали ничьего внимания…

Подполковник рассчитывал проездом в Штаты побывать в Европе, но начавшаяся там война нарушила планы, и супруги Эйзенхауэр предпочли отправиться прямым путем в Сан-Франциско. По пути лайнер должен был зайти на Гавайские острова в Гонолулу, точнее, в бухту Перл-Харбор, чтобы забрать оттуда группу американских офицеров тихоокеанской военной базы.

Многопалубный лайнер, выкрашенный по ватерлинию ослепительно белой краской, стоял близ гранитного пирса, красиво выделяясь на фоне тропической зелени и синевы просторной закрытой бухты. Был канун рождества 1939 года. На Мен-стрите уже открылись предпраздничные базары. Витрины магазинов украсились искусственными елками с зеленой бумажной хвоей. На ветвях, покрытых сверкающими хлопьями ватного снега, сидели плюшевые обезьянки. В городе стояла знойная духота. Малайцы торговали янтарным апельсиновым соком со льда, в магазинах бесшумно вращались электрические опахала, создавая видимость прохлады. В сочетании с тропической жарой заснеженные елки, особенно обезьяны на ветвях, вызывали снисходительные улыбки супругов, заехавших кое-что купить перед своим отъездом.

Предстоящий отъезд в Штаты приятно будоражил, волновал, создавал приподнятое настроение. Подполковник снисходительно заговаривал с продавцами, шутил, даже пробовал объяснить хозяину магазинчика, что обезьяны не водятся на заснеженных елках. Малаец вежливо улыбался, соглашался с покупателем, но по всему было видно, что он вовсе не имеет представления, что же такое мороз, снег, холод. Хозяин видел прозрачные кубы искусственного льда только у продавцов прохладительных напитков. Вот полуголый малаец поливает соком ледяную глыбу. Он кричит на всю улицу: «Оранж джюс! Оранж джюс!» А сок прохладными струйками стекает обратно в стеклянный сосуд, похожий на таз.

Оживленные, в самом веселом настроении, супруги отправились в порт. Багаж их уже был погружен на пароход. Оставалось еще около часа до отхода лайнера, и они решили проехать по городу. Когда еще занесет их судьба в этот край! Их автомобиль с трудом вырвался из потока машин, медленно двигавшихся по Мэн-стриту. Они выбрались к побережью и очутились в царстве свайных лачуг, покрытых тростником и побуревшими листьями пальм. Острые, засохшие листья рваной бахромой свисали вниз, похожие на лохмотья людей, снующих вокруг. Роскошь большого колониального города с высокими домами, блеском витрин, нарядной толпой, асфальтом улиц сменили трущобы и нищета. Вероятно, и триста, и пятьсот лет назад свайные хижины выглядели точно так же, как и сейчас, в день отъезда семьи Эйзенхауэров в Соединенные Штаты.

На перекрестке внимание супругов привлекла небольшая толпа малайцев. Увлеченные каким-то зрелищем, малайцы не обратили внимания на притормозившую, сияющую лаком машину. Женщины, дети, мужчины стояли плотным кругом, задние поднимались на носки, вытягивали шеи. В центре толпы два окровавленных петуха – огненно-рыжий и грязно-белый, – изнемогая, дрались не на жизнь, а на смерть.

Подполковник любил петушиные бои, столь распространенные на Филиппинах. В Маниле – в столице с полумиллионным населением – нет ни одного театра, но петушиных рингов достаточно. Эйзенхауэр не раз захаживал в деревянный многоярусный цирк, приспособленный для петушиных турниров, с рингом, партером и неистовствующей галеркой. Петухов здесь выращивали в каждом доме, и в каждом квартале имелся свой петух-чемпион. Это зрелище для бедноты своей экзотикой привлекало внимание многих богатых туристов.

Петушиный бой в окружении ревущей толпы болельщиков на берегу манильской бухты остался последним впечатлением от Филиппин. Через час подполковник уже стоял на палубе лайнера и смотрел на удалявшийся живописный город, обрамленный кольцом свайных лачуг, столпившихся над водой вдоль илистых берегов бухты.

«Куин Элизабет» пересекла бухту, вошла в длинную и узкую протоку, отделявшую бухту от моря. Пассажиры вышли полюбоваться закатом, искрящимся первозданными красками. Но как только огненный шар исчез за горизонтом, холодная сырость загнала всех обратно в каюты. Ушла и жена, а подполковник все стоял на ботдеке, вглядываясь в стремительно наступающую темноту… С капитанского мостика доносились звонки машинного телеграфа, в кают-компании играла радиола, засвежевший ветер дул прямо в лицо.

Подполковник раздумывал над своим будущим, и, как всегда, изменение чего-то привычного вызывало чувство, близкое к легкой тревоге.

Поездка на Филиппины в какой-то степени оправдала его надежды. Как и многие офицеры, подполковник сам рвался из Штатов в колонию. В Маниле у него была вилла, за которую в Америке пришлось бы платить бешеные деньги. Здесь он имел полный комфорт, необременительную службу и многое другое, что выгодно отличало жизнь в Маниле от пребывания в Штатах. Но что будет дома?

Правда, в военном министерстве остался кое-кто из друзей. Возможно, помогут. Как-никак он проработал там несколько лет. Слов нет – должность была незавидная. Всего-навсего рядовой помощник в канцелярии помощника военного министра. Приятели шутили – помощники в квадрате. Но сейчас, с началом европейской войны, может быть, ему предложат что-нибудь посолидней. Ради этого подполковник и направлялся обратно в Штаты…