Хамза Есенжанов - Яик – светлая река

– Спрашиваешь, что тебе делать? – повторил хаджи, впиваясь глазами в Жола. – Тебя следует подвесить за ноги к шанраку!.. – опять крикнул он и указал посохом на купол юрты.

– Я… – начал было старшина оправдываться, но хаджи перебил его:

– Ты! Ты!.. Я хорошо знаю – все это дело твоих рук. Ты сам большебек, сам созвал сход, а теперь пытаешься оправдаться!..

– Хаджи, видит аллах!..

– Не упоминай аллаха, ты недостоин произносить его имя. Такие, как ты, злодеи не нужны аллаху!

– Клянусь детьми, клянусь своей семьей!

– Не беспокойся, я не буду тебя вешать на шанрак, не хочу марать руки. Это сделают другие. Я прикажу связать тебя и отправить в Кзыл-Уй. Там быстро найдут, где и как тебя повесить! Понял? – Шугул угрожающе помахал посохом. – Видел, наверное, когда ездил в Теке, как вешают большебеков, а? Если не видел, то, конечно, слышал! Точно так же поступят и с тобой.

– Отец, зря вы обижаете старшину. Не такой уж он пройдоха, как Байес, который привозит из Теке газеты и тайно распространяет их среди народа, – робко сказал Нурыш, стараясь заступиться за старшину.

– Это еще откуда такой умник выискался? Лучше меня знаешь – зря или не зря? Байес – пройдоха, но и этот не лучше его. Оба смутьяны, из одного гнезда, одним миром мазаны!.. По какой дорожке катится переднее колесо, по той и заднее. Я не просил тебя разбираться, где черное, где белое, сам вижу. Вон отсюда, чтобы я тебя больше не видел здесь! – гаркнул хаджи на сына.

Нурыш, хорошо знавший упрямство отца, встал и вышел из юрты, бормоча: «Если заупрямится, полезет на стенку бодаться!..»

Властолюбивый и гордый Шугул стал особенно резким и грубым с прошлого года, когда его сына Ихласа назначили помощником уездного начальника по делам здравоохранения. Этой весной Ихлас еще выше продвинулся по службе, находился теперь при самом хане в Кзыл-Уйе. Шугул выделил на расходы сыну целый загон овец, которые паслись под самой Джамбейтой. Туда же хаджи послал двадцать дойных кобылиц. Совсем недавно перевез к Джамбейте и юрту сына, богато украсив ее коврами и кошмами. Во время этой поездки хаджи Шугул был принят обоими Досмухамбетовыми, пожал им руки, поклонился советнику хана – преосвященному хазрету Кунаю – и привез от него благословение и привет хазрету Хамидулле – сыну святого Таржеке. По этому случаю в мечети состоялся торжественный намаз «О ниспослании милости аллаха, удостоившего мирзу Жаханшу ханского звания…». Высоко поднялся авторитет Шугула среди верующих в ауле Сагу. Богатые люди степи стали заискивать перед ним, а волостное и уездное начальство увидело в нем свою надежную опору и всячески потакало его прихотям. Оба хазрета – содержатели мечети и медресе, – долго державшие народ в своем повиновении, теперь сами стали побаиваться Шугула: ведь он был в гостях у самого советника хана – преосвященного хазрета Куная.

Чувствуя свое превосходство над другими, богатый хаджи Шугул стал особенно высокомерным и чванливым. Он еще не мог диктовать свою волю другим богатым людям степи, но зато со старшиной Жолом обращался как хотел. Он тряс его, как старую шкуру, давая понять этим, что с Шугулом шутки плохи. Все, что бы ни делал старшина, Шугулу не нравилось, он считал это неверным и ругал Жола. Так случилось и сегодня. Рассказав о сходке, старшина хотел этим снискать к себе благорасположение Шугула, но все получилось иначе, сообщение обернулось против него же. Несколько раз Жол робко пытался оправдаться перед хаджи, доказать свою невиновность, но разгневанный Шугул не давал ему говорить – обругал, швырнул в него посохом и выгнал из юрты.

Старшина Жол, обиженный и потрясенный, выходя из юрты, напомнил Шугулу об аллахе и справедливости.

– Настанет судный день, – сказал он, – а там выяснится, кто прав, кто виноват. Все мы склоним колени пред правосудием!

Шугул гневно закричал на него:

– Иди, иди, жалуйся своему всесильному аллаху!

– О аллах, прости и помилуй нас, грешных!.. – всплеснула руками старуха, перестав взбалтывать кумыс. – Хаджи, сейчас же отрекись от своих слов и проси прощения. Можешь оскорблять кого угодно, но аллаха не трогай, ты не имеешь права сомневаться в его всемогуществе!

– Старуха, сиди смирно и не вмешивайся не в свое дело!

– Отрекись от своих слов, проси прощения у аллаха! Ты ведь раньше никогда не ругал его, что случилось с тобой? Разве, кроме имени аллаха, других слов нет? – не унималась старуха, требуя от мужа покаяния.

– Довольно, хватит! Заткни глотку! – снова заорал хаджи, и этот крик долго еще звучал в ушах уходившего старшины.

Увидев во дворе сына хаджи, Жол решил поговорить с ним и направился к нему. Но не успел он подойти, как Нурыша позвали к Шугулу. В дверях появился длинный Вали и крикнул:

– Нурыш, тебя зовет отец!

Нурыш торопливо вошел в юрту.

– Позови Баки, пусть запрягает лошадь, – приказал Шугул сыну и стал поспешно одеваться.

– Куда едете? Если недалеко, может саврасого запрячь? Или пригнать из косяка серого в яблоках? – спросил Нурыш, желая узнать, куда намеревается ехать отец.

– Скажи, пусть запрягает саврасого, поеду в мечеть. Эти прикидывающиеся верными служителями аллаха бездельники хазреты только и умеют есть да спать, а дьяволы совращают народ, – раздраженно проговорил хаджи.

– Что с тобой – то аллаха ругаешь, то хазретов? Покайся, проси у аллаха прошения, пока не накликал на себя беду. О всевышний, даже на старости лет ты не избавил моего мужа от лютости и бессердечности, – вздохнула старуха, ставя перед хаджи полный тостаган прохладного кумыса. – Может, и ты выпьешь? – обратилась она к длинному Вали, подавая ему тостаган.

Вали молча взял тостаган и залпом выпил кумыс.

– О аллах!.. – прошептала старуха, глядя на него.

– Вкусный!.. – чмокнул губами Вали, возвращая тостаган старухе.

Батрак хаджи Шугула Баки подогнал тарантас к юрте. Нурыш помог отцу взобраться на сиденье и пожелал счастливого пути. «К хазретам поехал… втроем будут поносить хаджи Жунуса и учителя Халена!..» – мысленно заключил Нурыш, глядя вслед уезжавшему тарантасу.

Угрюмым и сердитым вернулся Жол домой. Всю ночь не спал – угроза Шугула не на шутку встревожила его. «А вдруг Шугул действительно скажет волостному управителю, что во всем виноват старшина, – с опаской подумал Жол. – Ему могут поверить, и тогда сошлют меня в Сибирь. Но ведь настоящие виновники – хаджи Жунус, Хален и этот Абеке, или Айтий. Они совращают народ, а не я. Что я с ними могу сделать? Пусть сами отвечают за свои действия…» Старшина вскочил с постели, взял листок бумаги и начал писать донесение волостному управителю на хаджи Жунуса, Халена и Абдрахмана. Он решил опередить Шугула, чтобы тот не успел ввести в заблуждение волостного.