Йозеф Томан - Калигула или После нас хоть потоп

– Какие, однако, глупости приходят братцу в голову!

Мозг Луция судорожно работал: что произошло, о боги, что произошло?

Он предстал перед императором.

Движение руки – и стража исчезла. Недалеко, наверно, мелькнуло в голове у Луция. Лицо императора было непроницаемо. Они были одни.

– Прости мне, дорогой, эту шутку. Я знаю. шутка неуместная, но ты извинишь мне мой каприз.

Луций был как в огне. Ласковый тон императора его не успокоил.

Напротив. Откуда же будет нанесен удар? С какой стороны? Император испытующе смотрел на Луция.

– Расскажи мне прежде всего, как ты устроил дело в Анции.

Луций заговорил. Голос его дрожал:

– Я доехал до Таррацины, а потом снова вернулся в Анций. Сделка с Авиолой почти завершена. Он сам придет к тебе, чтобы договориться о деталях!

– Вчера я ужинал с Макроном и Валерией.

Луций вздрогнул.

– Макрон обвинил Авиолу в подготовке заговора против меня.

Калигула внимательно изучал лицо Луция. Он заметил, как глаза его расширились от удивления. Удивление казалось искренним.

– Макрон советует отдать Авиолу под суд.

– Ему нужны его миллионы! – вырвалось у Луция. – Он давно по ним тоскует. – Луций запнулся, пораженный новой догадкой. – Но, может быть, золото он предложит тебе, а сам удовлетворится уничтожением его семьи, потому что тут есть еще и другие обстоятельства…

– Какие? Говори!

– Несколько дней назад Валерия устроила мне отвратительную сцену, кроме того, мне известно, что она подослала убийцу к дочери Авиолы. Я сказал ей, что думаю об этом. Понимаешь? Она из-за меня натравила своего отца на Авиолу. Это ее месть. Авиола невиновен!

Губы Калигулы вытянулись в две бледные ниточки. Глаза императора наполовину были прикрыты веками.

– Ты утверждаешь, что Авиола невиновен. Что это месть Макрона. Что же мне посоветуешь?

Луций выпалил:

– Сделай Авиолу своим финансовым советником!

Император рассмеялся.

– Ты сошел с ума?

Луций с жаром продолжал:

– Я думаю о Риме. Государству нужны деньги. Миллионы Авиолы? Но их хватит ненадолго. Ты предаешь его суду, и голова его слетит. Ты получишь много, конфисковав имущество Авиолы, у него куча денег. Но что, если устроить так, чтобы императорская и государственная казна через него получала сотни миллионов постоянно, непрерывно, ты понимаешь, дражайший?

Запавшие глаза императора блеснули. Он с минуту смотрел на Луция, а потом встал и начал ходить по комнате.

– Твой совет мудр, Луций. Завладеть этим живым источником золота!

Прекрасная мысль!

Он резко повернулся и крикнул:

– Чтобы он почаще бывал здесь, в моем дворце? Чтобы вы могли подготовить заговор прямо у меня под носом и в удобный момент отправить вслед за Тиберием?

Луций вскочил. Он покраснел до корней волос.

– О чем ты говоришь, мой Гай? Ты не веришь мне? Мой возлюбленный цезарь…

– Не говори о любви ко мне! Я знаю, о чем ты совещался со своим отцом здесь, в саду, когда мы пировали. – У Калигулы, блестящего оратора, от злости сдавило горло. Голос срывался, не повиновался ему. Он хрипел. – Вслух вы говорили о шарфе Сервия, а шепотом о том, что убьете Тиберия и меня! И меня!

– Пойми, дорогой! Мой отец хотел после смерти Тиберия вернуть республику, но я нет! Когда ты ехал к Тиберию, я встретил тебя у ворот дворца. Я шел предупредить тебя. Но ты не остановил коня, ты помчался дальше!

Калигула был непреклонен:

– Ты предал меня!

Луций воскликнул:

– Отца я предал, а не тебя! Я убил его этим. До сих пор я не могу смотреть в глаза матери. Я даже не ночую дома. И все это из любви к тебе.

Клянусь всеми богами…

– Не клянись! У меня есть доказательства!

Император бросил на стол проржавевший металлический футляр.

– Узнаешь?

У Луция перехватило дыхание. Страх сжал горло. Он упал на колени.

– Смилуйся, мой цезарь! Да, я знаю этот футляр, но я не видел его с тех пор, как умор Тиберий. – Луций отчаянно защищался. – Разве я не привел свой легион, чтобы охранять тебя? Разве я не вывел легион на форум, когда ты был еще в Мизене возле праха Тиберия, чтобы мои солдаты провозгласили тебя императором?

Калигула стоял спиной к окну и наблюдал за Луцием. Его умелая защита не казалась лицемерной. Факты, которые он приводил, не подлежали сомнению.

Луций в необыкновенном возбуждении воскликнул:

– Я верен и предан тебе! Я, а не Макрон! Он действительно предатель!

– Что ты хочешь этим сказать? – Император стал внимательнее.

Луций, вне себя от отчаяния и гнева, сыпал словами:

– Валерия проговорилась, я узнал, какую грязную игру ведут с тобой Макрон и – прости, я вынужден причинить тебе боль, но скрыть это не могу – и Энния. Валерия сказала мне слово в слово: "Ты разве не знаешь, кто управляет империей? Макрон, а не твой Гай! Отец нарочно положил свою жену в императорскую постель!"

Луций умолк, было слышно только его учащенное дыхание. Калигула упал в кресло. Он был смертельно оскорблен тем. что услышал. Воспоминания подхлестывали мысли, все говорило о том, что Луций не лжет: взгляды, которыми Макрон и Энния украдкой обменивались возле его постели, когда он болел. Едва прикрытое отвращение к нему Эннии, отговорки и увертки, когда он хотел ее. Прав Луций, прав! Теперь Калигула был уверен. Эти двое хотели отравить его!

Луций подбежал к поникшему императору.

– Ты простишь меня, дорогой? О Юпитер! Не повредил ли я твоему здоровью, о я, несчастный!

Калигула сжал лежащую на подлокотнике руку Луция:

– Я благодарен тебе, Луций. Ты действительно друг, самый верный.

Луций глубоко вздохнул. Ужас, обуявший его, когда под конвоем преторианцев он шел к императору, прошел. Ничего со мной не случится.

Ничего не может со мной случиться, я рожден под счастливой звездой, и опасность минует меня!

Он бросился к столу, из небольшой амфоры налил вино в чашу. Отпил и подал императору: император жадно допил вино. Его ввалившиеся глаза были мутны, как матовое стекло. Какой-то странный, пронизанный искорками туман стоял в них.

То, что Макрон и Энния обманули его, приводило императора в бешенство.

Но еще сильнее терзало другое: когда он метался в жару, эти двое, почти рядом с ним извивались в объятиях друг друга. Как они смеялись над ним!

Ничто не могло так больно задеть тщеславие и гордость Калигулы. Даже восточные деспоты не могут сравниться с ним в величии! Ассирийские "цари царей" и вавилонские "цари вселенной", вроде Хаммураппи, не чета римскому императору. Император выше фараона, который был богом на земле! Он повелитель величайшей империи мира, он выше всех богов! А эти двое насмеялись над ним! Какую коварную игру осмелились они затеять!

Остекленевшие глаза императора налились кровью, трясущиеся пальцы впились в подлокотники кресла, как зубы хищника в тело жертвы: свирепый нрав не скрывала больше добродушная маска, жестокость прорезала складки у рта и сморщила лоб.