Йозеф Томан - Калигула или После нас хоть потоп

Сандалия покачивалась на указательном пальце. "Но сегодня Фабий был другим. Его глаза были спокойнее, не как в трактире. Почему он за меня заступился?" Она засмеялась про себя: "Здорово он отделал Кара!" Сандалия скользнула на ногу. Девушка послюнявила палец и стерла грязь с лодыжки.

"В трактире он просто был пьян. Ну и копаюсь я сегодня с этим переодеванием. Очевидно, я не должна была его…" Она вздохнула: "Теперь все позади. Через несколько дней я буду у мамы в Остии и уже не увижу его". Она вздохнула снова. "Надо идти домой…"

Девушка накинула на плечи плащик, пригладила ладонями растрепавшиеся волосы и выскользнула из раздевалки. Пробралась между зрителями, взволнованные голоса актеров, доигрывающих "Мельничиху", летели ей вслед.

В темноте сияли звезды.

Она свернула в улочку. От стены отделилась фигура и встала на ее пути.

Девушка повернулась и хотела было бежать назад, но сильная рука схватила ее за плечо. В темноте сверкнули зубы. Голос Фабия был преувеличенно серьезным и почтительным.

Испуг Квирины сменило удивление. Приятное удивление. Фабий галантно поклонился ей и продолжал дальше:

Квирина наблюдала за Фабием, в глазах ее притаилась улыбка, она вслушивалась в его голос:

– Я сказал себе: провожу ее другим путем, и, может быть, она будет рада. Кому хочется быть сожранным львом!

Он продолжал отеческим тоном:

– Это не очень разумно ходить ночью одной…

– Я к этому привыкла, – сказала Квирина.

– Даже этот лев тебя не испугал?

Она рассмеялась непринужденно.

– Такой лев – это действительно страшно, – и сделала шаг, Фабий шагнул вслед за ней, – но люди иногда бывают хуже…

Он почувствовал себя задетым, хотел обратить все в шутку, но не нашелся. Квирина испугалась того, что сказала. Поспешила сгладить неприятное впечатление:

– Ты испугал меня…

Фабий снова вернулся к прежнему тону:

– Главное, что ты не боишься меня теперь.

– Не боюсь, – сказала она, но слегка ускорила шаги.

Они молчали. Напряжение, которое немного было сглажено шуткой, в тишине снова начало расти.

Квирина повторяла про себя, словно не веря: "Фабий меня ждал. Он идет рядом со мной". Она замедлила шаг, пусть дорога длится как можно дольше.

– Где ты живешь?

– У чеканщика Бальба…

– Я его знаю.

– Это мой дядя. Он горбун, но хороший. Он тоже тебя знает. Когда ты был на Сицилии, часто… иногда я с ним говорила о тебе. – Она сказала больше, чем хотела, вспыхнула, еще хорошо, что в темноте этого не видно, и быстро добавила:

– Дядя мне говорил: "Помни. Квирина, Фабий – актер получше Апеллеса!"

– Квирина, – повторил Фабий. – Благородное имя. Божественное. А я до сих пор и не знал, как тебя называть. Так ты живешь у Бальба…

– Да. Но уже понемногу собираюсь домой, к маме, в Остию…

Он остановился:

– Что такое? Ты хочешь уехать из Рима?

Она кивнула, чтобы придать себе смелости. Сейчас ей казалось это бессмысленным, но все-таки она сказала:

– Да, я возвращаюсь к матери…

– Почему? Из-за того, что сегодня Кар…

Она ответила торопливо:

– Нет, я сама так хочу. Помогу маме ухаживать за детьми, ведь нас пятеро, а я самая старшая. И танцевать больше не буду…

– Что это тебе взбрело в голову, Квирина? Бросить танцевать! Почему? У тебя это выйдет. Если бы ты захотела, то многого смогла бы добиться. Тебя пугает работа и наша суровая жизнь? – Фабий даже не заметил, как его голос внезапно стал настойчивым.

Квирина вскинула голову:

– Нет. Я не боюсь работы, но…

Воспоминание о трактире сжало ей горло. Она остановилась, потупила глаза.

– Но… – помогал ей Фабий.

– Так… Мне не нравится здесь… – поддела она сандалией невидимый камешек. – Я иначе представляла себе жизнь в театре. Люди нехорошие, обижают…

Внезапно ей захотелось расплакаться: "Почему я влюбилась в него как безумная? И теперь уйти, не видеть его? Ведь я хотела уехать домой именно для того, чтобы больше не видеть его". Она посмотрела на Фабия, как он стоял неуверенный, смущенный, он, так решительно подчиняющий себе всех на сцене, и говорила ему про себя слова, полные страсти: "Дорогой мой, я не сержусь на тебя, ты сегодня такой удивительный, мне хорошо рядом с тобой".

Словно издалека доносился до нее голос Фабия:

– Ты еще очень молода. Жизнь в театре сурова и трудна. – Он чувствовал, что должен ей что-то объяснить. Но нет, этого он не может. – Ты не должна принимать все так, как это кажется с первого взгляда, понимаешь?

Ему вдруг захотелось, чтобы эта девушка не покидала Рима, чтобы осталась здесь, рядом с ним. Он загорелся:

– Каждый человек ради чего-то живет, неважно ради чего, но каждый хочет чего-то добиться, так уж устроен человек. А мы? Смешить людей, фиглярничать. Но это выглядит так только на первый взгляд. Ради этого не стоило бы жить, но когда ты познакомишься с нами поближе, то увидишь все в ином свете: людям, которые в жизни не имеют ничего, кроме забот, мы несем смех и немного радости. А это не так уж мало, понимаешь?! Но при этом нам самим многое приходится терпеть и глотать немало горьких пилюль. Девочка, ты знаешь, сколько раз нам доставалось! И как! Мы годы провели в изгнании.

Но никто не оказался трусом, никто не отказался от своего искусства. Год назад один могущественный господин устроил мне изгнание на Сицилию. А я уже снова здесь! Чтобы знатные господа потихоньку подумывали, куда бы меня отправить снова. Подальше, может быть в Мавританию или еще куда-то. – Он стал серьезным. – Если кто-нибудь любит свое ремесло так же, как мы, комедианты, он смирится со всем. все вынесет и выстоит!

Квирина стояла перед ним с широко раскрытыми глазами, внимательно слушала. "Да, это он, ее Фабий, ради этого человека она убежала из дому, его она так страстно ждала…"

Фабий замолчал. "Ведь надо же. на все это она не сказала ни слова. Ее это не интересует". Он вдруг словно погас. А вслух произнес то, о чем думал:

– Жаль, что ты уходишь. Правда жаль…

Они шли темной затибрской улочкой. Фабий снова внимательно посмотрел на нее.

– Я уже несколько раз подумал о том. что знаю тебя откуда-то. – Он не заметил, как она вздрогнула. – Но где я тебя видел? В Риме или еще где-нибудь? Актеры что перелетные птицы…

– Конечно, видел, – закивала она радостно. – Год назад. Ты играл хвастливого солдата…