Юрий Хорунжий - Скифы

Казалось, сам светоносный Ахурамазда – бог, настолько мудрый, насколько и благий, – освятил это утро первого дня весеннего месяца вияхна [1]. Солнце, не жгучее, а теплое и ласковое, залило Сузы [2], а утреннее уличное многолюдье сегодня превратилось в настоящее столпотворение.

Нежданный приход царских войск в Сузы вызвал множество толков. Одни говорили, что в Египте восстал наместник и собрал двести тысяч войска. Другие говорили: восстали не египтяне, а бактрийцы, и вражеское войско насчитывает не двести, а триста пятьдесят тысяч.

Так говорили люди, а царские наблюдатели, эти глаза и уши царя, которые при других обстоятельствах не допустили бы подобных разговоров, загадочно усмехались и как бы невзначай прибавляли от себя некоторые подробности. Все чувствовали – близятся важные события.

Но торговле это не мешало. Она с прибытием войска значительно оживилась. Сузанцы сочли бы непростительным грехом отпустить такое множество людей в поход с тяжелыми кошельками.

И сегодня воинство толпилось, пило, дралось, покупало, меняло и медленно, но неудержимо продвигалось волнами к центру города, к насыпному холму, туда, где возвышалась на 60 локтей ападана – летняя резиденция царя земли.

На площади перед ападаной, от которой спускались вниз два ряда каменных ступеней, разъезжали саки [3]в кожаных островерхих шапках, с короткими мечами, а в глубине, вокруг холма, стояли латники-персы. По ступеням, на всех площадках ападаны прохаживались увешанные оружием бессмертные [4]– гвардия царя. Их яркие желтые и оранжевые одежды, расшитые узорами и отороченные мехом барса, удивляли даже привычных к роскоши сузанцев.

Во внутренние покои шум города едва проникал. Там, в левой зале, сидело и стояло двадцать человек. Шел совет.

Сам Дарий, сын Гистаспа из рода Ахеменидов, царь Персии – под широким балдахином на троне, с жезлом в правой и маленьким пылающим рожком в левой руке. Два раба с опахалами и закрытыми белой тканью ртами стояли сбоку, недвижно – в зале было нежарко, даже немного прохладно. За рабами, на тронном возвышении, замерло четверо бессмертных персидской сотни, еще двое – внизу.

Тут находились участники переворота, когда семь лет назад, десятого дня месяца багаядиса, Дарий с шестью соратниками ворвался в резиденцию самозваного царя-мага и убил его.

Присутствовал, кроме того, мабед-мабедов [5]Барт, а также младший Ахеменид – брат Дария.

Совет длился уже два часа. Все присутствующие успели высказать свое мнение и теперь повторялись снова и снова, выжидающе посматривая на Дария, который молчал…

– Поэтому, – продолжал Ахеменид-младший, – не будет никакой пользы от этого похода. Я уже говорил, что скифы нищие, не имеют городов. Наши воины останутся недовольные, казна пустой.

Командующий латниками Гобрий сидел на фоне крылатого льва с когтями орла, внимательно слушал и согласно кивал. Лицом своим, седой курчавой бородой он походил на изображенное за его спиной страшилище, однако речи говорил рассудительные:

– По-моему, не следует идти далее Фракии. Там укрепимся, и тогда под ударом будут не только скифы. Откроется прямой путь на Элладу.

Гобрий умолк. Казалось, он уже окончил, но внезапно заговорил снова:

– Не надо спешить. Соберем большое войско. Посмотрим, как к этому отнесутся греческие полисы.

Тогда резко заговорил мабед-мабедов:

– Пусть свидетелем моим будет всемудрый Ахурамазда, если я понимаю, почему мы так долго обсуждаем этот вопрос. Разве великий Заратустра [6]не учит нас быть непримиримыми, презирать язычников? Эти дикари, эти муравьи [7]разбегутся перед непобедимым войском властелина властелинов. Нужно захватить, а еще лучше убить их царя, поставить другого, послушного. Пусть Ахурамазда приведет к счастливому концу дела рук твоих! – кончил маг, обращаясь исключительно к Дарию.

– Скифов надо проучить. Они стали слишком уж… Все народы платят дань Персии и прислушиваются к каждому слову царя царей, а они считают, что это их не касается. А неслыханно наглое письмо к царю царей? Как они осмелились на такую дерзость! – Видарна коснулся самого больного места Дария. Он вообще себе многое позволял. И хотя Барт всегда не соглашался и спорил с ним, теперь они были заодно, и это сыграло решающую роль.

– Значит, решено! – наконец произнес Дарий. – Через три дня выступаем, и пусть Ахурамазда рукой непоборной моей покарает скифов и уничтожит род их на вечные времена! – Царь прислонил жезл к трону и потер большое красное ухо. – Брат мой и те, кто левее Гобрия, вы остаетесь здесь, присмотрите именем Ахурамазды и царя за всеми, пока я буду в походе.

Солнце показывало полдень, когда на верхних ступенях появились две сотни бессмертных, и толпа глухо охнула. Сотни разместились на четвертой ступени. Между колонн показался Дарий со своей свитой и остановился между крылатыми быками. Восторженный гул на площади перешел в настоящий рев и неожиданно оборвался глубокой тишиной, когда на вторую ступень слева от Дария выступил глашатай царя. Все замерло, лишь рабы-евнухи ритмически раскачивали опахала. Движения их были изящны, артистичны.

Глашатай-египтянин, четко выговаривая слова, закричал в толпу:

– Я, Дарий, царь великий, царь Персии, царь страны, сын Гистаспа, внук Аршамы, Ахеменид из племени Парси. С давних времен мы знатны. Ахурамазда дал мне царство. И вот я посоветовался с Ахурамаздой и другими богами. Поэтому по справедливости вершу я, выступая с войском моим против скифов. Я уничтожу их, потопчу край их, пленю все рукой могучей своей. Эти скифы коварны и не чтят великого Ахурамазды. Я чту Ахурамазду и поступлю с ними по желанию моему. Ибо справедливый и правый, я и караю сурово. Пусть Ахурамазда дарует добрый конец делам рук моих!

– Йо! Ио, йо!.. – дико завыла толпа, и копья взметнулись, блестя клюгами [8], и саки вздыбили коней, размахивая мечами.

Глашатаи еще много раз выкрикивали царское решение в городе и в опустевшем лагере возле восточных ворот. Сотни гонцов на рысях несли весть дорогами и тропами на север, юг и восток, на запад, по большому царскому пути…

А в Сузах, в пригороде, в лагере, на холмах, возле небольших алтарей-очагов под открытым небом, в часовенках, где хранили огонь, в многочисленных храмах родовых и племенных богов, наконец, в царском храме – везде резали коз, били быков, коней, жгли мясо, готовили хаому – пищу богов.