Чарльз Кингсли - Ипатия

Наконец, компания охотников миновала последние нивы и очутилась среди большой открытой равнины, поросшей кустарником и молодым лесом. Равнина местами пересекалась ложбинами, некогда густо застроенными и заселенными.

– Здесь, – заговорил Синезий, – мы будем охотиться. Теперь настало время забыть на минуту горести и предаться радостям благородного искусства. Мы живем в век трусов, Попытаемся забыть о нем, да и о нас самих.

– Даже о философии и об Ипатии? – лукаво спросил Рафаэль.

– Я покончил с философией. Биться, как потомок Геркулеса, и умереть, как подобает епископу, – вот все, что мне осталось, если не считать моей неизменной симпатии к мудрой и вдумчивой Ипатии. Уверяю тебя, друг мой, – среди самого глубокого горя я нахожу утешение в сознании, что на нашей грешной, развращенной земле еще может жить такое дивное существо.

Синезий начал превозносить свой идеал в самых напыщенных выражениях, но Рафаэль прервал его.

– Боюсь, что наши общие симпатии к ней объясняются некоторой слабостью. С некоторого времени я сомневаюсь и в ней, и в философии.

– Но ты, надеюсь, не подвергаешь сомнению ее добродетель?

– Ни добродетель, ни красоту, ни ум! Я только пришел к убеждению, что она не в состоянии сделать меня лучшим, чем я есть. Ты скажешь, что я сужу со своей, эгоистической точки зрения. Пусть так… Какой у тебя благородный конь!

– Да, когда-то он был таковым, а теперь поизносился, как и его хозяин, как и наше общее благополучие.

– Бедненькая, – воскликнул вдруг Синезий, заметив степную козочку, выскочившую из кустов у самых его ног. – Тебе, я вижу, не избежать супного котла в теперешнее тяжелое время!

И ловким взмахом аркана достойный епископ захлестнул петлю вокруг длинных ног животного, притянул его к седлу, а затем передал одному из верховых.

– Только зарежь ее скорей, не давай ей блеять, малый. Она кричит, как ребенок… А вон свежий след страуса!

Синезий сразу умолк и стал осторожно взбираться по откосу.

– Назад! – произнес он наконец. – Тихонько пригнись, как я, к шее лошади, а то длинноногие мошенники могут заметить нас. Они тут, поблизости. Я отлично знаю их любимую лужайку. Обогнем холм с той стороны, а не то они нас почуют, и тогда – прости-прощай!

В сопровождении верхового Синезий осторожно двинулся вперед, держась одной рукой за шею лошади. Рафаэль тщетно старался ему подражать. Затаив дыхание, Синезий остановился на выступе холма, посмотрел вниз и, трепеща от восторга, поднял два пальца, показывая число птиц.

– Они слишком далеко! Спусти собак, Сифакс!

Через минуту Рафаэль мчался во весь опор с пригорка, а две борзых с непостижимой быстротой гнались за страусами, великолепные перья которых развевались по ветру. – Какой я еще ребенок! – воскликнул Синезий, и в его глазах блеснули слезы радостного возбуждения.

Рафаэль тоже увлекся и, отдаваясь бешеной скачке через камни, холмы, ручьи и песчаные заносы, забыл все на свете, даже Викторию.

– Берегись пересохшего русла! Бодрись, старый конь! Еще две минуты! Против ветра страусы не могут бежать с такой быстротой. Расступитесь вправо и влево, дети мои, и бросьтесь на них, как только они покажутся.

Страусы, как и предвидел Синезий, не смогли больше бежать против ветра, мощно рассекая воздух распущенными перьями. Благодаря попутному ветру, бег их достигал невероятной быстроты.

– Наезжай на них, Рафаэль, и загони в кусты! – крикнул Синезий, положив стрелу на натянутую тетиву.

Рафаэль повиновался, и птица метнулась в низкий кустарник. Хорошо выдрессированная лошадь прыгнула на нее, как кошка, а Рафаэль, не доверяя своему искусству в стрельбе, ударил бичом по длинной шее благородного животного и свалил его на землю. Он хотел было соскочить с седла и ринуться к своей добыче, но Синезий остановил его.

– Ты с ума сошел! Он ногой вышибет из тебя дух! Предоставь его собакам!

– А где же другой? – воскликнул Рафаэль, едва переводя дыхание.

– Там, где ему следует быть. Когда я бью птицу на лету, я редко промахиваюсь.

– Ты, право, перещеголял бы даже императора Коммода!

– Ты думаешь? Однажды… Но что это такое? – и он указал на облако беловатой пыли, которая клубилась в стороне от долины. – Стадо антилоп? – Если это так, то Бог, действительно, покровительствует нам. Собирайтесь! Нечего зря терять время.

И, созвав свой рассыпавшийся отряд, Синезий поспешил навстречу приближавшемуся столбу пыли.

– Антилопы! – кричал один.

– Дикие лошади, – говорил другой.

– Нет, это люди! – с раздражением воскликнул Синезий. – Я вижу блеск оружия.

– Это – авсуры! – раздался всеобщий бешеный воз глас.

– Последуете ли вы за мной, дети мои?

– Мы готовы умереть с тобой!

– Я это знаю. О, если бы у меня было вас семь сотен как у Авраама, тогда мы увидели бы, какая участь постигла бы этих негодяев!

– Счастливый человек, в наше время ты еще можешь доверять своим рабам, – заметил Рафаэль, когда воины поскакали вперед, держа оружие наготове.

– Рабы? Я, так же как и они, давно забыл, что по закону имею право продать некоторых из них, если они того заслуживают. Их отцы состарились за столом моего отца, и дай Бог, чтобы то же самое выпало и на долю их детей. Мы вместе едим и работаем, охотимся и сражаемся, шутим и плачем. Да поможет нам Бог! Ну, молодцы, – теперь вы узнали врага?

– Это – авсуры, святой отец. Та самая шайка, которая на прошлой неделе устроила налет на Мирсинит.

– А с кем они сражаются?

Этого никто не мог сказать. Несомненно шел бой, но жертвы находились позади разбойников. Отряд поскакал вперед.

– Хотел бы я знать, с кем сцепились авсуры? – заметил Синезий. – Крестьяне давно были бы перерезаны, а солдаты не замедлили бы обратиться в бегство. В нашем краю схватки, продолжающиеся около десяти минут, чрезвычайно редки. Кто это может быть? Теперь я вижу, – они сражаются, как настоящие герои. Все они пешие, кроме двоих, а у нас ведь нет ни одной когорты пехотинцев.

– Я знаю, кто они! – воскликнул Рафаэль, пришпорив коня. – Эти латы я узнаю из тысячи других; я вижу посредине носилки, а впереди идут воины. Мы станем биться насмерть!

– Тише, тише, – увещевал его Синезий. – Поверь старому и, к сожалению, лучшему рубаке в нашей несчастной стране. Свернем в ущелье, чтобы атаковать варваров с фланга. Таким образом они нас не увидят, пока мы не очутимся в двадцати шагах от них. Тебе есть еще чему поучиться у меня, Эбен-Эзра!

Храбрый епископ засмеялся, обрадованный предстоящей борьбой. Его небольшой отряд ловко свернул в сторону, а через несколько минут выскочил из ущелья и с бодрым боевым кличем начал осыпать неприятеля градом стрел.

Рафаэль попытался нанести удар одному из находившихся поблизости грабителей, но вдруг очутился на земле под ногами лошади. Поднимаясь, он увидел перед собой высокого человека в епископском облачении. Вместо того, чтобы рассмеяться как Рафаэль, старик торжественно приподнял руку, благословляя его. Молодой еврей не обратил внимания на это благосклонное приветствие и поспешно вскочил с земли. Рассеянные группы авсуров скрывались между холмами, а Синезий стоял рядом с ним, вытирая окровавленный меч.