Филипп Боносский - Долина в огне

— Он сейчас заплачет, — с тревогой сказала женщина.

Бенедикт вскинул голову.

— Пять минут! — отчеканил мужчина, глядя на часы.

Мальчика охватило отчаяние.

Иногда дети заводских служащих кричали вниз с вершины холма:

А мальчишки из поселка взбегали по лестнице и гнались за ними до самого города, до кустов барбариса и синих колокольчиков, что росли на окраине.

Бенедикт закрыл глаза. «Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem Factorem coeli et terrae, visibilium omnium et invisibilium...» [2] «Верую в единого бога, отца всемогущего, творца неба и земли и всего видимого и невидимого...» (лат.)

— Что он говорит? — воскликнула женщина.

— Они все так говорят, мама, — это литвацкий язык, — авторитетно заявил мальчик.

— Осталось три минуты, — объявил голос мужчины.

«Господи, помилуй», — тихо, нараспев повторял Бенедикт. Перед ним высился алтарь. В ушах звучал голос отца Дара: «In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen» [3] «Во имя отца и сына и святого духа. Аминь» (лат.). . Было утро, утро воскресенья. Церковь озарял тихий мерцающий свет; перед Бенедиктом возвышался алтарь, престол был покрыт белым, шитым золотом, покрывалом. Высокие позолоченные подсвечники сияли, отражая пламя свечей. Двери дарохранительницы были плотно закрыты; там покоились тело и кровь господня. Бенедикту свело болью живот, голова его трещала. Ему казалось, он стоит на коленях и если чуть наклонится вперед, то упадет плашмя на пол. Вдруг запах супа, который варила его мать, почему-то проник в комнату, и в удивлении он открыл глаза.

— Отпустите его, пожалуйста, — сказала женщина. — Может быть, они и не приедут за ним, а тележка уже у нас. Разве тебе не хочется отпустить его, пупс?

— Нет, — решительно сказал мальчик.

— Не в тележке дело, — ответил мужчина.

— А может, он и вправду не крал ее, — сказала она.

— Но ведь кто-то ее украл! — раздраженно отозвался мужчина. — Пусть в этой краже он не участвовал, что это меняет? Все равно украл кто-нибудь из Литвацкой Ямы. И если этот мальчишка случайно не участвовал в краже тележки, могу поклясться, что он стащил что-нибудь другое, за что его не поймали. Все они в чем-нибудь виноваты! Мы должны защищать нашу собственность от жителей Литвацкой Ямы, — заключил он. — Понимаешь, от всей Литвацкой Ямы, а не от кого-нибудь из них в отдельности!

Супом больше не пахло. Бенедикту просто показалось.

Он докажет отцу Брамбо свою преданность церкви, верность ее заветам, заповедям, и все они будут потрясены, когда узнают, какую он принес жертву...

«Dominus vobiscum. Et cum spiritu tuo. Oremus... per omnia saecula saeculorum. Amen» [4] «Господь с вами, И со духом твоим. Помолимся... Во веки веков. Аминь» (лат.). .

— И все-таки, — сказала женщина, — если не он украл тележку...

— Тогда пусть скажет, кто это сделал, — огрызнулся муж.

«Джой еще на улице или нет? — раздумывал Бенедикт. — Если он видел, что случилось, и догадался, что меня схватили, то, наверное, убежал домой. Теперь можно заговорить».

Он открыл глаза и спокойно сказал:

— Вы должны отпустить меня. Я не крал тележку, но не могу сказать, кто это сделал.

Бенедикт говорил как по писаному. Он встал.

— И не называйте нас литваками, — продолжал он серьезно, с достоинством, — пусть мы и живем в Яме. Я церковный причетник.

Зазвонил дверной колокольчик. Казалось, только теперь Бенедикту стало ясно, что все это не сон, — фигуры полисменов за окном вернули его к действительности, он дико закричал. Выскользнув из рук мужчины, который все время посматривал на часы, словно следил за спортивным состязанием, Бенедикт кинулся через холл в кухню. Где-то громко залаяла собака. Он ухватился за дверную ручку и стал изо всех сил толкать дверь, колотить в нее ногами, биться и кричать...

Они силком выволокли его из полицейской машины. Двое пьяных лежали там в крови и блевотине, и Бенедикт всю дорогу сидел скорчившись в уголке, молясь с закрытыми глазами. Длинноногий полицейский сторожил их, загораживая ногами выход.

Мальчик был так бледен, что полисмен спросил его, не болен ли он. Бенедикт не ответил; он не слышал. Ему казалось, он где-то глубоко под водой, под огромным океаном, который всей своей тяжестью давит ему на легкие, на глаза и мозг и уносит в горячем, липком, как кровь, потоке. И хотя Бенедикт крепко зажмурился, а вокруг было темно, ослепительный солнечный свет резал ему глаза. Он еще теснее прижался к стенке в углу.

Ноги его вдруг остановились. Кто-то тряс его за плечи. Он открыл глаза. Перед ним на возвышении за перегородкой сидел лейтенант, словно господь бог на небесах.

— Как зовут? — повторил вопрос лейтенант.

— Бенедикт Блуманис, — ответил мальчик, еле ворочая языком. Казалось, большой булыжник лежит у него во рту и язык приклеился к нему. — Б-л-у-м-а-н-и-с, — по буквам повторил он лейтенанту.

— Адрес?

Бенедикт замялся.

— Сэр... — начал он.

— Твой адрес?

Лейтенант был весь розовый, от кончиков пальцев до корней волос.

— Сэр, — повторил мальчик, — пожалуйста, позовите отца Дара из церкви святого Иосифа, что на Горной авеню. Пожалуйста, позовите его.

— Адрес?

Бенедикт задрожал.

— Я не хочу давать вам свой адрес, — сказал он.

Лейтенант посмотрел на него, — в первый раз за все время, как показалось Бенедикту. Глаза у лейтенанта были ярко-голубые.

— Говори адрес, — сказал он.

Бенедикт сжал губы.

— Если ты не дашь нам адрес, — сказал лейтенант, — придется продержать тебя за решеткой до понедельника.

— Восемьсот двадцать два, авеню Вашингтона, — проговорил Бенедикт.

— В чем обвиняется?

— В мелкой краже, — послышался чей-то голос. Говорил тот самый полицейский, который загораживал ногами выход в полицейской машине.

— Пострадавший?

Откуда-то сзади возник мистер Брилл и ясным твердым голосом назвал свое имя, адрес, объяснил, что именно украдено, когда, кем... Бенедикт был не в силах поднять на него глаза. Он дрожал от негодования: при нем произнесли ложь. Мистер Брилл свершил такой страшный грех! Бенедикту стало дурно, его била дрожь, на лбу выступил пот. Ему было ясно, что мистер Брилл бесповоротно погубил себя и теперь проклят во веки веков! А тем временем мистер Брилл невозмутимо объяснял лейтенанту, что он инженер-химик на заводе.

Бенедикт был потрясен страшным грехопадением мистера Брилла и в то же время не мог опомниться от удивления: возле него раздавался спокойный голос навеки погибшего грешника, а громы небесные молчали... Бенедикт закрыл глаза и стал молиться.

— Ладно. Заберите его, — сказал лейтенант.

Чья-то рука схватила Бенедикта за шиворот.

— Позовите отца Дара! — крикнул он, упираясь. — Позовите отца Дара! — Душа его билась в горячей мольбе: «О господи, заступись за меня!»